– Посмотрим, – пожала плечами Марина. – Никогда не загадываю наперед. Я здравомыслящий человек и реально оцениваю свои возможности.

– Жаль! – сказал Арсен и принял исходное положение. А Марина так и не поняла, к чему относилось его замечание. То ли к ее здравомыслию, то ли к тому, что она способна пренебречь таким удовольствием, как созерцание замечательного Гегского водопада.

Она бросила взгляд на Сабрину. Та спала, привалившись к спинке сиденья. Пухлые губы приоткрылись, и на подбородок сползла струйка слюны. Лицо ее раскраснелось, белокурые волосы слиплись на висках.

– Простите. – Марина коснулась плеча Виталия. – Можно опустить стекло с моей стороны?

– Без проблем! Дыши нашим воздухом, наслаждайся!

– Спасибо! – сказала она и подставила лицо свежему ветерку с гор. Справа опять показалось море, и Марина пожалела, что заняла место не с той стороны, с которой следовало бы.

На море она могла смотреть бесконечно, но поглотившие берег густые заросли то и дело его заслоняли. Тогда она переводила взгляд на покрытый пышной растительностью горный хребет. Дорога шла по склону горы, все время заворачивая влево. Со стороны Марины он почти отвесно уходил вверх, прямо в бледно-голубое небо. Со стороны Сабрины – резко падал вниз.

Сочные травы, папоротники, непроницаемая стена колючих кустарников затянули основание леса – огромные глыбы, замшелые пни и полусгнившие валежины. Многие деревья с трудом удерживались на покрытых зеленым мхом камнях. Их гигантские стволы обвивал плющ, с ветвей свешивались гирлянды лиан, а в тенистых местах – мох-бородач. Некоторых представителей южной флоры она узнавала сразу – дубы, клены, тополя, лещина, естественно, пальмы и олеандры, бамбук и платаны, мимозы и даже бананы с гроздьями мелких плодов, другие же были ей абсолютно незнакомы. У дороги, точь-в-точь как в Сибири или в Средней полосе России, разлеглась мать-и-мачеха, цвели полевые ромашки, синели цикорий и дикая мята, розовели вьюнки и еще какие-то мелкие цветы, издали похожие на чабрец. Иногда среди кипарисов и пальм мелькали белоснежные здания санаториев и баз отдыха, некоторые еще в строительных лесах,

– Смотри! – Виталий вытянул руку вперед. – Наша Гагра.

Побережье изгибалось гигантской подковой. Вдоль берега бухты узкой, но длинной полосой вытянулся город. Белые пятна особняков, особенно яркие на фоне темной зелени, облепили подножие горы. Многоэтажных зданий виднелось мало. Для курортного города это было нетипично.

Виталий, казалось, угадал ее мысли:

– Война отбросила нас лет на сорок назад. – Взгляд его в зеркале изменился, стал серьезным, даже жестким. – Мужчин в первые годы после войны вообще не впускали в Россию. Работы не было совсем. Отдыхающие тоже перестали ездить. Наши женщины на тачках везли в Адлер мандарины, орехи, фейхоа, простаивали на посту несколько суток и сдавали все за гроши перекупщикам. И Анжела моя там здоровье потеряла, и теща. И мерзли они, и под дождем мокли… А затем на эти копейки покупали в России одежду, лекарства, продукты и снова назад на своем горбу везли это нашим детям в Абхазию.

Он весело прищурился и подмигнул Марине в зеркальце заднего вида.

– Да ты не дрейфь! Абхазы не пропадут, пока есть вино и мамалыга. И не пропали! А теперь и вовсе не пропадем. Русские помогли нам победить в войне, а теперь вкладывают деньги в нашу экономику. Пенсионеры стали получать доплату к пенсии от вашего президента.

– Раньше пенсия была сто рублей, теперь – около двух тысяч, – засмеялся Арсен. – Огромные деньги!