По дороге я строго отчитала двух стюардов, устроивших перекур в моей «зоне ответственности» – на шлюпочной палубе. Пригрозила парням, что обязательно сообщу их начальству и службе безопасности – обоих как ветром сдуло. Меня считают строгим «офицером» – на судне принято называть всех старших менеджеров «офицерами», – потому что я всегда отчитываю младший персонал, если застукаю без дела, еще и в неположенных местах. Хотя начальству я никогда не пишу кляуз на нарушителей – это было бы слишком.

Все многочисленные романы мадам Дюваль выходили в одном издательстве, в очень похожем оформлении, отличались только заголовками. Я добросовестно пыталась вспомнить название книги, которую читал Андрес, и возвращалась к мысли, что это была именно «Плохая сестренка». Но, к моему разочарованию, девчонки успели расхватать все романы знаменитой пассажирки, наличествовавшие в библиотеке.

Пришлось воспользоваться принципами свободного доступа к информации и скачать копию с пиратского торента в сети. На экране любая книга утрачивает половину своего очарования, но все равно, история плохой сестрички с первых страниц показалась мне намного увлекательнее, чем «Чертог ночных соблазнов», как будто эти книги писали два совершенно разных человека.

…О своих буднях рассказывала проститутка, готовая удовлетворить самые неожиданные фантазии клиентов, жаждущих испытать боль. Как можно больше боли! Столько, что маркиз де Сад подавился бы шпанской мушкой[9]от зависти. Все свободное время и заработок эта дама по прозвищу Мистрис тратила на мучительные воспоминания и поиски сестры-близнеца, с которой разлучилась в детстве.

Дело происходило в золотых двадцатых прошлого века, как и полагается романам такого рода – в самой Великой Британии.

День за днем Мистрис собирала документальные свидетельства своих воспоминаний – старые фотографии, детские рисунки, записки. Наконец, к ней в руки попадает дневник добродетельной девушки, которая служила горничной. Воспоминания самой Мистрис и записи девушки волшебным образом совпадают...

Я прочитала около трети и отложила планшет.

Историю порока и добродетели на фоне шокирующих эротических сцен не назовешь оригинальной. Таких романов полно писали в так называемом «галантном веке». Похоже, мадам Дюваль получила неплохое образование и пересказала курс истории литературы современным языком, просто и доходчиво, как сценки из немецкого «фильма для взрослых». Заменила старые добрые надушенные и перевитые атласными лентами розги на безликий «флогер»[10], милое домашнее наказание в виде шлепаний платяной щеткой, выбивалкой для ковров или мухобойкой, на «спанкинг»[11], а изготовленные из натуральной древесины, обтянутой овечьей кишкой, искусственные члены, на стандартные вибраторы из секс-шопа. Но главное – мадам Дюваль целиком и полностью избавила своих неискушенных читательниц от философских и этических обременений, свойственных ее литературным предшественникам.

Писатели эпохи париков и будуаров сдабривали многочисленные механические описания совокуплений обязательными моралите. Либертины образца де Сада или Ла Бретонн[12] были очень похожи на хиппи и тоже наивно допускали, что секс без всяких ограничений – лучшее средство против тирании и ханжества. Они были уверены, что достаточно избавиться от оков морали, как церковь и государство рухнут сами собой. Вместо хипповых коммун, эти господа запирались в собственных замках, чтобы без устали предаваться утехам плоти: пороть служанок по розовым попкам, покрывать поцелуями атласные туфельки, наряжаться в конскую сбрую и перекусывать кашками из фарфоровых ночных чаш.