Тори зажала себе рот ладонью. Глянула на мирно спящую Соню. Нельзя её будить. Потом подняла глаза на Катю.

Сестра прижала Тори к себе очень крепко. Перетащила к себе на колени. Стала качать, как маленькую.

- Я с тобой, моя сестрёнка. Ты не одна. Я с тобой, моя хорошая. Моя маленькая Тори.

В комнату заглянула Ольга. Видно, что она уже всё знает. И не спала после звонка мужа. Тори старалась взять себя в руки. Но мысли путались. Хотелось к маме. И не хотелось видеть её не живой. Тянуло обнять Катю, и тут же хотелось завернуться в одеяло, как в кокон, и уснуть. Чтобы проснуться, а все жуткие новости - не правда. И мама уже ждёт её на прогулку по Коломенскому.

На уже знакомом Виктории кладбище в подмосковном Серпухове были ещё какие-то мамины родственники. К Кате, стоящей рядом с мужем-адмиралом, Викторией и сыновьями, подойти не решились. Спрашивали у Катиного папы что-то про квартиру. Тори стало противно.

Мало того, то одна тётка, то другая всё хотели её обнять, повторяя в разных тональностях: "Сиротка ты наша. Что ж ты по матери-то и не плачешь?". Виктория не знала, куда ей деться от этого родственного внимания. Между ней и неожиданной родней вырос Вадим.

- Что воем, девочку пугаем? Она не сирота. У неё мы есть. Все вопросы потом решим. Не трогайте моих.

Виктория прижалась к Кате. Её с обеих сторон вдруг обняли Катины сыновья.

После похорон и поминок все вернулись в квартиру Кузьминых. Тори за весь день почти не разговаривала. И не отпускала Катину руку. Соня робко жалась в стороне, не зная, как ей поддержать сестёр.

- Так, девчонки, - Катя обняла одной рукой Соню, а другой Викторию, - у нас всё будет хорошо. Мы справимся. Потому что мы семья. Ясно? Мы сестры. И мама хотела, чтобы мы были рядом. Все.

21. Глава 20

20.

Внутри Виктории всё замерло. Замерзло. Остановилось. Только мысли бегали в голове быстро. А двигаться телом не хотелось совсем.

Она смотрела во двор из окна. Люди куда-то спешили. Машины ехали по улице. Листья опадали. И даже облака по небу неслись, подгоняемые ветром. Жизнь продолжалась. Будто её мамы и вовсе не было на свете. Будто ничего не случилось.

Странно, но когда умер отец, она не ощущала его потерю так остро. Возможно, просто потому, что была младше. Или потому, что они не были слишком близки. Он просто исчез. Горе было. Но жизнь очень быстро потекла в прежнем русле.

Переезд в Россию и мамина болезнь всё же сблизили их между собой. Тори как никогда понимала и чувствовала маму. Внутри это ощущалось, будто в сердце вдруг открывается дверь. И начинаешь чувствовать переживания человека, который рядом с тобой. От этого становилось тепло и страшно одновременно. Открытое сердце ранимо. Оно беззащитно.

Чувство тотального одиночества навалилось гигантским булыжником. Мозг лихорадочно искал, за что бы уцепиться, чтобы окончательно не провалиться в вязкое болото беспомощности и бессилия. Мысли о будущем не думались. И всё время хотелось спать.

Погода как будто специально испортилась. Небо стало серым. Ветви деревьев ещё судорожно пытались прикрыть наготу последними листьями. Дождь из красивого стал злым и колючим.

Викторию никто не торопил. Не дёргал. И ни на чем не настаивал. Мягко предлагали поесть. Тори вежливо выходила к столу. Но аппетита особо не было. Иногда отказывалась. Тогда через некоторое время на пороге появлялась Соня или Катя. Приносили чай и какую-то вкусняшку. Просто оставляли на тумбочке.

Но Тори видела, как тяжело переживает Катя. Она ведь тоже потеряла маму. Как раз тогда, когда, кажется, простила её. Но у Кати есть, о ком ещё думать. Муж и трое детей. А она сидит тут в Москве из-за свалившейся ей на голову младшей сестры, уже отправив мужа и сыновей домой в Североморск.