Вскоре они оказались в столовой постоялого двора. Тут всё оставалось так же, как когда Шубины только появились здесь. Даже не верилось, что было это всего несколько часов назад. Казалось, будто прошли годы.

Свечи на стенах прогорали, и помещение медленно погружалось во мрак.

Выход перегораживал сам Шпак. Он стоял, сложив руки на груди, и строго хмурил брови.

– Ну и куда мы собрались? – спросил он.

Мэри тоже нахмурилась и взглянула на Шпака исподлобья.

– Мы уходим.

Вадим Никифорович молча переводил взгляд с дочери на Шпака и обратно. Он был в шаге от того, чтобы потерять рассудок вслед за женой.

– Мы не можем тебя отпустить. Тем более с ним. – Шпак засунул руки в карманы брюк и небрежно кивнул в сторону Вадима.

– Он мне нужен.

– Нам плевать.

Мэри бросила тревожный взгляд в окно. Солнце уже очертило по контуру верхушки деревьев. Перевела взгляд на хозяина постоялого двора. Подняла топор. Шпак самоуверенно ухмыльнулся.

– Зря, – сказала Мэри и полоснула себя по ладони. Следующим движением она взмахнула рукой, и кровь разлетелась веером. Несколько капель попали на пламя свечей.

Мэри ухмыльнулась в точности как Шпак. Тот мгновение смотрел ей в глаза, а потом схватился за голову и заорал.

Торчащая рядом из дверного косяка щепка с кровью Мэри и знаком огня поблизости вдруг сама по себе загорелась. Пламя от неё резво пробежало по всей дверной коробке и перекинулось на цветастый гобелен. Откуда-то сверху донёсся шум огня.

– Уходим! – скомандовала Мэри и потянула отца за собой.

На них со всех сторон бросились кошмарные твари. Мэри ловко отбивалась топором, будто занималась этим всю жизнь. Отец бежал следом. Чтобы хоть как-то обезопасить себя, он пригнулся и закрыл голову руками.

Они вылетели из постоялого двора «У Шпака» и, не останавливаясь, бежали ещё не менее сотни шагов. Только оказавшись на приличном расстоянии, Мэри позволила им сбавить шаг и обернуться.

Деревянный сруб ярко горел так, как если бы его подожгли одновременно в нескольких местах. Мгновение – и пламя объяло его целиком, не оставив свободного места.

Вадим снова упал на колени и простонал.

– Вера…

Мэри фыркнула и потащила его дальше.

– Что ты делаешь? Отпусти. – Вадим слабо отбивался, но всё-таки шёл.

Дочь вела его к лесу. Туда, где мелкая поросль перемежалась с буйным сухостоем и громоздилась на толстые замшелые ели.

– Да будь же ты человеком! – вскричал Вадим Никифорович, и Мэри действительно остановилась.

Девушка минуту пронзительно смотрела на отца, а потом рассмеялась:

– Человеком? Ты не оставил мне такого выбора, батенька!

Они остановились перед раскидистым кустом терновника.

Мэри бросила топор к ногам отца.

– Копай.

– Что? – не понял он, а уже через мгновение кивнул так, будто догадался. Отец нежно потянулся к дочери. Заговорил тихо и ласково, как с маленькой: – Мэри, душа моя, ты не в себе от горя. Я понимаю, милая. Но ты должна знать, что я…

– Копай!

Отец замолчал. Затравленно посмотрел на дочь, но, не дождавшись от неё более ничего, покорно уселся на колени и стал рыхлить, а потом выгребать землю лезвием топора.

Мэри в это время поставила ладонь козырьком и посмотрела на верхушки деревьев. Уже почти рассвело.

– Быстрее, ну!

Отец плакал и копал. За спиной громко полыхал постоялый двор. С шумом и звоном обвалилась крыша.

Топор механически вгрызался в неподатливую почву, усеянную корнями и мелким камнем. Наконец под тонким слоем земли показалось нечто серовато-жёлтое. Отец отложил топор и руками вынул из ямы детский череп. Вздрогнув, он выронил голову и в панике отполз назад.