– Которая?

– Задняя.

Шпак обошёл карету с другой стороны. Попинал заднее колесо. Хмыкнул и задумчиво почесал бороду.

– Очень жаль, господа… И дамы. Мои работники намедни упились вдрызг. Друга поминали, сорок дней сегодня. Остались только прислужницы, но от них, как вы понимаете, толку здесь не будет. Оставайтесь до утра, с таким колесом ехать нельзя.

– Никак нельзя! – торопливо закивал извозчик.

– У нас самая лучшая комната как раз свободна сегодня, не иначе вас дожидалась! А наутро работнички проспятся, изладим всё в лучшем виде! Лучше, чем у нас, вам на сто вёрст вокруг никто не сделает.

– Время позднее, – произнёс Вадим. – Но нам нужна горячая ванна и добрый ужин. Это возможно?

– Всенепременно, господин! И ванна, и ужин, и чего только не пожелаете – всё будет. Клянусь вам! Уезжать не захотите.

– Хм, – задумался Вадим Никифорович.

– Слава богу, что мы встретили вас, господин Шпак! – выпалила Мэри, без посторонней помощи выбираясь из кареты.

Сам Шпак почему-то едва заметно поморщился.

От холода руки и плечи мигом покрылись гусиной кожей. Девушка набросила на плечи пелерину и, подобрав юбки, решительно двинула к постоялому двору. Вера Аникеевна бросила на мужа короткий взгляд и поспешила за дочерью.

Кони тревожно ржали, как белены объелись: не иначе всё ещё чуяли волков.

– Хорошо, – кивнул Вадим. – Мы остаёмся. Остап, распрягай лошадей и накорми как следует. Господин Шпак…

– Сей же час всё покажу! У нас корыта полны и просом, и овсом – только выбирай. Водицы тоже вдосталь. Правильно решили остаться, господин…

– Шубин. Вадим Никифорович.

– Исключительно верно, Вадим Никифорович!

Шпак усадил Шубиных за квадратный стол у очага, чтобы промёрзшие гости могли отогреться с дороги. Всего в помещении находилось около двух дюжин столов разного размера. Каждый был накрыт белоснежной скатертью. За двумя столами подальше ужинало несколько постояльцев. Горели свечи.

Пол на постоялом дворе был соломенный, и в нём постоянно кто-то копошился.

– У вас мыши, господин Шпак? – строго спросил Вадим, и Мэри поёжилась.

Дворник уставился на него с видом оскорблённой невинности.

– Простите?

– Я говорю, что у вас в соломе шуршит? Мыши?

Глаза Шпака полезли на лоб, а сам хозяин заведения густо покраснел. Он обернулся к компании за другим столом и громко спросил:

– Господа, не замечали ли вы, чтобы у меня кто-то копошился в соломе?

Ему ответил нестройный гул голосов, дескать, нет, ничего подобного.

– Вы что же, – рассердился Вадим, – за дурака меня держите?

– Вы устали, Вадим Никифорович. С дороги всякое может послышаться.

Шубин закипел ещё сильнее и, если бы не его жена, высказал бы много всего интересного этому заносчивому типу, но Вера Аникеевна ласково накрыла ладонь мужа своей и что-то прошептала ему на ухо.

– Ноги моей больше не будет в этом богом забытом месте, – прохрипел он и отвернулся от хозяина.

Мэри впервые оказалась на постоялом дворе и теперь удивлённо осматривалась. На первый взгляд заведение с непритязательным названием «У Шпака» казалось вполне уютным: тёплое освещение от свечей и очага, улыбчивые служанки в чистых передничках, белоснежные скатерти, тепло… Но чем пристальнее девушка смотрела, тем сильнее тревожилась.

Там, в тёмном углу, из соломы как будто бы торчала кость крупного животного. Но стоило только приглядеться – и она исчезла. На широкой трактирной стойке жирная багровая клякса, больше всего похожая на кровь. Однако Мэри лишь успела её заметить, как Шпак проворно стёр пятно белоснежной тряпкой и ослепительно улыбнулся. На шее одной из служанок Мэри увидела отвратительные язвы, но девка быстренько набросила платок и скрылась в кухне. Несколько раз девушка ловила боковым зрением, как кто-то слоняется туда-сюда в темноте, но, обернувшись, Шубина никого не видела.