– Зачем вам мой муж?

– Он тоже родственник покойному. В некотором роде.

Пауза.

– Марина Сергеевна?

– Извините, мне сейчас очень плохо. До завтра.

– Мы вас ждем.

Звонок

– Алло?

– Как ты, родная?

– Не знаю.

– Держись.

– Не знаю.

– Рина?

– Со мной в полиции разговаривали два с лишним часа. Пока я не…

– Ну, успокойся, успокойся.

– Не могу. Мне плохо.

– Как плохо?

– Не знаю. Руки-ноги холодеют, в груди что-то… давит, да.

– Может быть, вызвать врача?

– Нет!

– Рина, ты в порядке?

– Только не врача! Все, что угодно, только не врача!

– Почему?

– Я до ужаса их боюсь, Марк.

– Ну-ну. Перестань. Рина, перестань. Не реви. Рина?

– Я плакала, Марк. Я так плакала! У меня была самая настоящая истерика, и…

– И?

– И они меня отпустили.

– Это хорошо.

– Почему ты не можешь сюда приехать?

– У меня дела, родная. Я не могу бросить фирму.

– Дядя умер, Марк.

– Он тяжело болел.

– Я ничего не знала. Ничего.

– Он правильно сделал, что не сказал. У тебя больное сердце.

– Самоубийство… Не понимаю…

– Что они от тебя хотели?

– Не знаю.

– Подозревают криминал?

– Что?

– Почему же он записки-то не оставил? Все сделал правильно, кроме одного: не оставил никакой записки. Странно.

– Марк! Ты знал, да?

– Рина, мы с твоим дядей поговорили по-мужски еще накануне нашей с тобой свадьбы. Я даже не стал возражать, чтобы ты являлась единоличным собственником нашей трехкомнатной квартиры, а я был только временно зарегистрирован… И мне надлежало каждый год отмечаться у твоего дяди, чтобы продлить эту чертову регистрацию.

– Извини, я не знала.

– Ты ничего не знала, – раздраженно.

– Я думала, у вас все в порядке.

– Пока я ничего не требовал, не заявлял никаких своих прав, все было в порядке.

– Как можно сейчас об этом говорить!

– Извини. Все, что мог, он для тебя сделал… Как твой отец? Не объявлялся?

– При чем здесь отец?

– Он, кажется, в Истре живет?

– Да. И что?

– Ничего…

– Когда ты приедешь? Ты мне нужен здесь.

– Рина, у меня дела.

– Что может быть важнее меня? А ты сидишь там, в Москве… – она плачет.

– Завтра. Может быть. Как только разрешат его похоронить…

– Уже разрешили.

– Да? Значит, все в порядке?

– Федор Миронович помог.

– Адвокат? А он что говорит?

– Что подозревал о дядином решении. Ему оставалось жить несколько месяцев. Видимо, боли стали нестерпимыми. Дядя не хотел, чтобы я видела, как он умирает.

– Все правильно. С твоим больным сердцем…

– При чем здесь сердце, Марк? При чем?! Я выросла у него на руках! Он меня нянчил, устроил в хорошую школу, потом в институт. Я всем ему обязана! Он меня всю жизнь обеспечивал, квартиру нам купил! Почему он не захотел, чтобы я с ним побыла последние дни? Почему?!

– Он любил тебя, Рина. И я люблю. Я тоже хочу тебя уберечь.

– От чего? От жизни?

– Ты еще ни разу не видела смерть. Не надо. Я скоро приеду. Держись. Все. Целую. Пока.

– Марк…

Звонок

– Алло?

– Рина, милая, как ты?

– Ника?

– Ну, конечно, Ника! Ты в таком состоянии уехала после похорон, что я беспокоюсь. Я все-таки врач. У тебя цвет лица нездоровый, и эти круги под глазами… Как ты себя чувствуешь?

– Ну, как я могу себя чувствовать? Конечно, плохо!

– Тебе надо срочно сходить к кардиологу, Рина. Срочно. Хочешь, я поговорю с кем-нибудь из своих знакомых? У нас тоже есть хорошие врачи, не только в Москве.

– Нет, спасибо.

– Ну, как хочешь, – говорит с легкой обидой. – Марк молодец. Он тебя поддерживает как может. Заботится о тебе.

– Да.

– И на работе нет проблем, поскольку ты на его фирме. Хорошо быть женой хозяина, да?

– Не знаю.

– У тебя голос совсем упавший. Держись.

– Ты моя единственная подруга.

– Ну, Рина! Что ты?