– Простите, – сказал Дронго. Он продолжал разговаривать со своим гостем и одновременно читал появлявшуюся на мониторе компьютера информацию. – Здесь ничего не сказано об отце Ингрид.

– Отец у нее погиб десять лет назад, – объяснил Зитманис, – кажется, в автомобильной катастрофе. Я говорил об отчиме.

– Кто ее отчим? – быстро спросил Дронго. – Здесь не указано место его работы. Вы сказали, что он всего лишь чиновник. А где он работает?

– В кабинете министров, – пояснил Зитманис, – он достаточно известный политический деятель и женат вторым браком на матери Ингрид.

– Теперь ясно. Ингрид была просто «обречена» на первое место. И именно она получила письмо с угрозами.

– Да. И мне с большим трудом удалось уговорить ее мать дать разрешение на выезд дочери в Испанию. Они, разумеется, напуганы. И мать, и отчим. И не хотели отпускать дочь. Но если Ингрид не поедет, съемки будут сорваны.

– Она красивая, – кивнул Дронго, взглянув на фотографию девушки. – Этот темный цвет волос ее или она перекрасилась?

– Ее, – улыбнулся Зитманис, – она очень красивая девушка. Вместе с блондинкой Доколиной она будет смотреться достаточно эффектно. Ингеборга тоже блондинка. Все получилось так некстати.

– Ей кто-нибудь угрожал?

– Нет. Нет, нет. Я навещал ее в больнице. Мы были вместе с Ионасом и долго с ней разговаривали. Следователь запретил нам беспокоить девушку, но я обязан был узнать, что именно произошло. Считал это своим долгом, если хотите. Но ничего нового нам узнать не удалось. Она не успела рассмотреть лицо нападавшего. Заметила только его темный плащ.

– Вы сказали, что у нее был друг, которого в тот день не было в Риге.

– Его проверяли. Если вы считаете, что у него был мотив для совершения преступления, то ошибаетесь. Они любят друг друга. Парень чуть с ума не сошел от горя. Нужно было видеть палату, где лежит Ингеборга. Она вся в цветах. Он дежурит в больнице сутки напролет и уже успел сделать ей предложение. В наше время такая любовь бывает не часто, – прибавил Зитманис, чуть подумав.

– Значит, ей повезло.

– Если можно так сказать. Ее жених уже объявил, что, как только она немного поправится, он увезет ее в Германию на операцию. Он ее любит, и это самое главное. Вы знаете, – задумчиво сказал Зитманис, – в последние годы я так мало встречаю подлинные чувства. Иногда мне кажется, я становлюсь пессимистом. Но подобные отношения возвращают меня к жизни. Может, я просто стал с годами немного сентиментальным.

– Вы не женаты? – спросил Дронго, взглянув на Зитманиса.

– Я вдовец, – признался тот.

– Извините, – пробормотал Дронго.

– Это случилось восемь лет назад, – вздохнул Зитманис, – врачи считали, что ее уже невозможно спасти, но мы пытались. У меня остались две дочери и пятеро внуков. Наверное, поэтому я сумел выстоять. И не бросил задуманное дело, чтобы прокормить такую ораву. Но должен сказать, что сейчас мне нравится моя работа.

– Это самое важное. – Дронго взглянул на Вейдеманиса. – Честно говоря, мне тоже нравится дело, которым я занимаюсь. Хотя в последние годы я тоже становлюсь пессимистом.

– Вам еще рано, – возразил Зитманис, – мне уже шестьдесят пять, а вам только сорок. В вашем возрасте рано становиться пессимистом.

– Может быть, – согласился Дронго, – я подумал, что вы не должны подводить своих испанских коллег. Хотя бы ради ваших внуков. Я правильно вас понял?

Зитманис усмехнулся, но ничего не сказал.

– Сумма вашего гонорара… – начал он.

– Об этом мы успеем поговорить, – прервал его Дронго, – можете заказать мне билет. Только выберите приличную авиакомпанию. Я отправляюсь с группой в Севилью. Надеюсь, что мне там понравится. И мы найдем мерзавца, который напал на вашу девушку. Я могу оставить дискету у себя? Хочу познакомиться со всей собранной информацией более внимательно.