– Тебе, – лаконично уточнил Обухов. – Знаешь, что меня в тебе больше всего бесит? Сам себе вечно работу ищешь и другим жить спокойно не даешь. На черта оно тебе это все надо, а? Все равно это дело бесперспективное.

Оранжевый пингвин неожиданно подпрыгнул, перекувырнулся и лопнул, превратившись в слепящий глаза фейерверк апельсиновых брызг.

– Интересно, как это ты там будешь находиться? И главное, меня просто перед фактом ставишь – хорошенькое дельце. А если я тебе не разрешу ехать?!

– Вадичка, но как же? Это же моя работа!

Разговор на повышенных тонах происходил вечером у Кати дома. Едва она заикнулась, что ей придется временно перебраться в Славянолужье на «дачу», Кравченко взорвался.

– Ты только о себе и думаешь! – бушевал он. – А я? Ты меня спросила – хочу я этого или нет?

– Но, Вадичка, ты же сам сто раз говорил, что дача – это здорово. Что, раз я теперь сама на машине езжу, мы могли бы жить все лето за городом…

– Правильно. У моего отца на даче. А не в какой-то дохлой деревне у черта на рогах.

– Да это совсем недалеко, – вкрадчиво лукавила Катя. – Подумаешь! Даже такая, как я, сумела проехать. А для тебя с твоим умением водить машину, с твоей скоростью и мастерством – это вообще час езды… ну два…Ты же машину водишь как бог. Я на тебя просто любуюсь, когда ты за рулем.

– Не смей ко мне подлизываться.

– Я не подлизываюсь, я правду говорю. Могу я тебе хоть раз в жизни сказать, что я тобой просто восхищаюсь и горжусь?

Пораженный Кравченко, ожидавший чего угодно, но только не этого, умолк.

– Сколько ты там собираешься пробыть? – спросил он наконец. И Катя поняла – капитуляция близка.

– Мне надо обязательно допросить главного свидетеля – некую Полину Чибисову, – сказала она. – Для этого меня туда и отправляют. Чибисова при мне покушалась на самоубийство, состояние психики у нее пока непредсказуемое, разговаривать она ни с кем не хочет. Поэтому мне понадобится время, чтобы войти с ней в контакт и узнать, что произошло с ней и ее женихом. Я думаю, что все это займет у меня примерно неделю, ну, может быть, дней десять. А ты на выходные спокойно можешь ко мне туда приехать.

– Очень я тебе там буду нужен, – буркнул Кравченко.

– Если бы не твоя работа, – Катя вздохнула, – я вообще бы просила, чтобы ты поехал туда со мной. Побыл там.

– Зачем?

– Так просто… Для надежности. Для меня. Я что-то боюсь, Вадичка. Если совсем честно – я очень не хочу туда ехать и оставаться там одна.

– Это из-за того, что ты в морге видела?

– Да и нет… Не только из-за этого. Я не знаю, – Катя устало улыбнулась. – Просто мне неуютно там будет без тебя. Ну, раз ты совсем ехать не желаешь, то…

– Я там буду утром в воскресенье, – Кравченко произнес это хоть и сердито, но уже совсем, совсем иным тоном. – В субботу Чугунов-работодатель на выставку «Экспострой» едет. Я его обязан сопровождать. Там мэр будет, прочие шишки, так что Чугунов мой всем им и Москве о себе напомнить желает. А в воскресенье у меня выходной. Я приеду к тебе. Постой, а где ты там остановишься? У этого пенька-участкового, что ли?

– Там одна старушка дачу сдает – учительница Брусникина, – успокоила его Катя. – Это все уже устроено, – она торопилась, чтобы Кравченко не передумал. – Только я буду жить не в самом Славянолужье, а… там местечко есть – Татарский хутор называется. Это дачный поселок вроде бы. Недалеко от особняка Чибисовых.

– Особняка! – усмехнулся Кравченко. – Дача бабульки-учительницы… Знаю я эти дачи. Скворечник, наверное, дырявый, удобства в огороде, колодец за три километра пешком, во дворе куры-гуси, грязь непролазная.