1481: Питер ван Гюйс умирает в Генте во время работы над триптихом «Снятие с креста», предназначенным для собора Св. Бавона.

1485: Умирает Беатриса Бургундская, пребывавшая в заключении в одном из льежских монастырей.

Долгое время никто не осмеливался открыть рта. Их взгляды встречались, затем опять устремлялись на картину. Молчание, казалось, длилось целую вечность. Наконец Сесар тихонько произнес, покачивая головой:

– Должен признаться, я просто потрясен.

– Мы все потрясены, – прибавила Менчу.

Хулия положила документы на стол и оперлась на него обеими руками.

– Ван Гюйс хорошо знал Роже Аррасского. – Она кивком указала на бумаги. – Возможно, они даже были друзьями.

– И, создавая эту картину, он свел счеты с его убийцей, – задумчиво проговорил Сесар. – Все детали сходятся.

Хулия подошла к книжным полкам, сплошь занимавшим две стены и прогибавшимся под тяжестью стоящих и лежащих на них томов. Постояв перед ними минутку с упертыми в бока руками, она извлекла откуда-то толстый иллюстрированный фолиант, быстро перелистала страницы и, найдя то, что искала, уселась на диван между Менчу и Сесаром, раскрыв книгу на коленях. То был альбом «Амстердамский Рийксмузеум». Найденная Хулией репродукция была невелика, однако позволяла отчетливо разглядеть рыцаря, облаченного в доспехи, но с непокрытой головой, едущего на коне вдоль подножия холма, на вершине которого виднелся город, окруженный крепостной стеной. Бок о бок с рыцарем, дружески беседуя с ним, ехал дьявол – всадник на черной, тощей, с выпирающими ребрами кляче. Его вытянутая вперед и вверх правая рука указывала на город, к которому, похоже, они и направлялись.

– Вполне возможно, что это он и есть, – заметила Менчу, всматриваясь попеременно то в лицо рыцаря, то в лицо персонажа фламандской доски.

– А может, и нет, – возразил Сесар. – Хотя действительно между ними есть известное сходство. – Он повернулся к Хулии. – Когда написана эта картина?

– В тысяча четыреста шестьдесят втором.

Антиквар быстро подсчитал в уме:

– Это значит – за девять лет до «Игры в шахматы». Это могло бы послужить объяснением. Всадник, сопровождаемый дьяволом, моложе, чем тот, другой, рыцарь.

Хулия, не отвечая, внимательно изучала репродукцию в книге. Сесар с беспокойством взглянул на нее:

– Что-нибудь не так?

Она медленно покачала головой – медленно и осторожно, будто опасаясь, что резкое движение может спугнуть неких таинственных, не слишком-то склонных к общению духов, которых ей с трудом удалось созвать к себе на помощь.

– Да, – произнесла она тоном человека, которому не остается иного выхода, кроме как признать очевидное. – Все совпадает… даже чересчур. – И указала пальцем на фотографию.

– Я не вижу ничего особенного, Менчу.

– Не видишь? – Хулия усмехнулась, словно бы самой себе. – Посмотри на щит рыцаря… В Средние века каждый дворянин украшал щит своей эмблемой… Скажи, Сесар: что ты думаешь? Что нарисовано на этом щите?

Антиквар вздохнул, провел рукой по лбу. Он был потрясен не меньше Хулии.

– Клетки, – ответил он не колеблясь. – Клетки – белые и черные. – Он поднял глаза на фламандскую доску, и голос его, казалось, дрогнул. – Как на шахматной доске.

Хулия встала, оставив книгу раскрытой на диване.

– Тут и речи не может быть ни о какой случайности. – Она подошла к картине, по дороге подхватив с одной из полок сильную лупу. – Если рыцарь, написанный ван Гюйсом в компании дьявола в тысяча четыреста шестьдесят втором, – Роже Аррасский, это значит, что через девять лет художник использовал тему его герба в качестве главного ключа картины, которая, как мы предполагаем, раскрывает тайну его гибели… Даже пол комнаты, в которую он поместил своих персонажей, расчерчен черными и белыми клетками. Это, в дополнение к символическому характеру картины, подтверждает, что главным ее действующим лицом является именно Роже Аррасский, помещенный ван Гюйсом, заметьте, в самом центре… В общем, все завязано вокруг шахмат.