Потом они немного прогулялись по залитой светом изогнутых фонарей, заполненной праздношатающимся народом набережной – несмотря на поздний час, людей было полно.

Лодыжка еще давала о себе знать, но вывиха точно не было: это Зоя как студентка второго курса меда могла сказать с уверенностью.

Хотя то, что нога почти не болела, она объясняла тем, что там, на лавочке, очаровательный шаромыжник колдовал над ее лодыжкой, осторожно разминая и поворачивая ее то туда, то сюда, в результате чего боль вдруг куда-то ушла.

То ли мануальная терапия, то ли великая сила любви.

В том, что она влюбилась в очаровательного шаромыжника, Зоя уже не сомневалась – причем произошло это, вероятно, в момент их знакомства.

Ну, или самое позднее на балконе в спальне родителей Павлика.

Ах, ну конечно, Павлик…

О нем Зоя думала отстраненно, как о том, что не имело для нее значения. Она ведь никогда не представляла его в роли своего жениха и тем более мужа, а вот как было с самим Павликом?

Но думать об этом ей совершенно не хотелось, потому что рядом с ней был ее очаровательный шаромыжник. Ну да, никакой не шаромыжник, как выходило, но очаровательный, это был факт неоспоримый.

Ее очаровательный шаромыжник – и только ее.

– Хочешь мороженого? – спросил ее Антон во время их волшебной прогулки по набережной – и в самом деле, несмотря на то, что давно наступила ночь, неподалеку, около массивной гипсовой беседки в пышном советском стиле, шла бойкая торговля мороженым с передвижного лотка.

Антон вернулся к ней с огромным мороженым, по причине летней жары уже начавшим таять, и с большим воздушным шаром в виде сердца.

– Вот, бери, – сказал он, держа в одной руке сразу два мороженых, – можешь сама выбрать, какое хочешь.

– А шарик-то откуда ты взял? – спросила в волнении Зоя, и молодой человек признался:

– Выменял у одного карапуза, с разрешения его родителей, на солидную порцию пломбира. Вот, оно для тебя, мое пылающее сердце!

Он протянул ей воздушный шар, но Зоя, мороженое которой накренилось в этот ответственный момент, отвлекалась и не успела взять из рук Антона веревочку. Тщетно она пыталась схватить уплывающее в ночную высь большое красное сердце.

Эта оплошность отчего-то ужасно огорчила Зою, она даже расплакалась, а Антон, прижав (насколько это было возможно с тающим мороженым в руке) к себе девушку, со смехом заявил:

– Ну что ты, не стоит! Мое пылающее сердце по-прежнему здесь, а не во тьме ночной!

Прижавшись к груди молодого человека, Зоя в самом деле слышала его гулкое сердцебиение, но все равно ей отчего-то было невыносимо горько.

– Не стоит плакать, прошу тебя.

Зоя в самом деле разревелась, и Антону пришлось утешать ее. Внезапно волшебство летней ночи, как воздушный шарик в виде сердца, куда-то улетучилось, и Зоя почувствовала, что ей делается зябко.

И река, та самая, в рукаве которой на дальнем пляжике в районе дач нырнула и не вынырнула мама, несла свои воды мимо них, и кто знает, может, пылающее сердце, которое подарил ей очаровательный шаромыжник, тоже найдет упокоение в темных водах.

О чем это она, собственно, думает?

– Отведи меня, пожалуйста, домой, – попросила Зоя, опираясь на руку своего спутника, – мне отчего-то холодно…

Очаровательный шаромыжник разволновался:

– Да ты вся дрожишь! Извини, глупая была идея идти на набережную. Хоть и тепло, но все равно ветрено. А я еще и мороженое купил, идиот…

– Спасибо, оно очень вкусное! Ты выбрал именно то, которое я люблю, малиновое с орехами… Ой!

Неловко взмахнув рукой, Зоя выронила мороженое из вафельной трубочки на асфальт, и малиновый шарик, распластавшись, в призрачном янтарно-мертвенном свете изогнутого фонаря, над которым роились ночные бабочки и мошки, превратился в кровавое пятно.