Бездетная чета Даниных обладала Божьим даром любоваться на чужих детей и любить их, как своих. Они обожают сына Юрия Германа, Алешу, так же как и жену Ю. Германа, Таню, и в самое тяжелое время, кончины Юрия Павловича, Данин с ними, в тогдашнем Ленинграде.

Когда у нас в 1961 году родился сын Максим, произошла рокировка с нашими визитами. Теперь уже не мы навещали Даниных в новой квартире на Аэропортовской, в кооперативном писательском доме, а они нас на Щукинском, где мы жили неподалеку от Курчатовского института.

Помню, я оставила Софью Дмитриевну с ребенком, а сама побежала хозяйничать на кухню. Вдруг она нас зовет:

– Ой, смотрите, смотрите! Он дрыгает ножками! А в тот раз, когда мы у вас были, он не дрыгал! – Хорошенький малыш и правда дрыгал ножками, как будто бы в подтверждение догадки Софьи Дмитриевны о том, что он растет и развивается.

К тому времени, когда у нас родился сын, мы с Юрой состояли в совершенно законном зарегистрированном браке. Мы жили с ним тогда в квартире его родителей на Ленинградском проспекте, и вдруг однажды в одно дождливое, промозглое утро он мне говорит:

– Собирайся скорее, Данины нас ждут!

– Что такое, почему Данины нас ждут?

– И не забудь взять с собой паспорт.

– Но куда мы идем?

– Сама увидишь.

И мы побежали. Оказалось, Юра подготовил мне сюрприз – поход в ЗАГС, где мы должны были сочетаться с ним законным браком. Софья Дмитриевна и Даниил Семенович уже ждали нас под дождем у дверей этого заведения на бывшей улице Горького. Им предстояло присутствовать на этой церемонии в качестве свидетелей. Данин был немного хмурый.

– Покажи-ка мне свои длани, – обратился он к Юре. – Сейчас на тебя наручники наденут. Хорошее дело «браком» не назовешь!

Сами они за всю свою многолетнюю совместную жизнь умудрилось так и оставаться незарегистрированными, однако с хозяйственным отделом Атомной энергии им. И.В. Курчатова не поспоришь. В то время Юра должен был получить от института жилье, и если ты зарегистрирован – значит – женат. А если – нет, тогда и разговор другой. Получишь комнату в коммуналке.

Между тем Софья Дмитриевна возмутилась:

– Даня, ну что ты несешь какую-то чушь! – и, кинув на него выразительный взгляд, пропела своим воркующим мелодичным голоском: – Ничего страшного, привыкнет!

С этим ее напутствием мы вошли в довольно-таки мрачное помещение, наполовину занятое разросшимся фикусом. Мы направились к столу, где восседала пожилая сотрудница данного заведения, которая поставила нам в паспорте печати и, с трудом поднявшись со стула, протянула нам через массивный казенный стол вялую ручку и произвела необходимые рукопожатия:

– Поздравляю с законным браком!

И под популярный тогда мотивчик, лившийся из заведенного на полную громкость патефона:

«Мишка, Мишка, где твоя улыбка, полная задора и огня…», мы вышли на улицу уже законными мужем и женой.

Так, «заради» банальных практических соображений были преданы прекрасные идеалы Свободы.

Закупив какую-то скудную снедь в угловой «Кулинарии», мы отправились тогда еще на Малую Дмитровку к Даниным отпраздновать нашу свадьбу, – а там, как всегда, было душевно, тепло и уютно.

Вечером меня ждал еще один сюрприз. Моя милая, такая прогрессивная и современная мамочка, – она примчалась к нам в тот же день поздравить с «законным браком». Смотрю, входит в дверь, а в руках у нее ничего нет! Как-то это странно!

Раздевается, целуется с нами по очереди, и тут из своей сумочки достает такую маленькую старинную коробочку – сережки невероятной красоты и ценности. Известное дело, чем меньше на подарке навернуто всякого бумажного хлама, тем ценнее то, что внутри. Значит, и она, моя любимая мамочка, при всей широте взглядов, либерализме и толерантности, придерживала до поры до времени свой главный подарок и дожидалась того момента, когда мы официально оформим свое совместное существование. Так, на всякий случай.