– А еще ответственность, внимательность и хорошая память.

Без двадцати девять все собираются на общеврачебную конференцию, на которой обсуждается каждый пациент, идущий на операцию. Докладывают ординаторы, проработавшие год. Для меня они почти боги.

Слушаю не дыша, пытаясь уловить каждое слово, не упустить каждый нюанс выступления и разглядеть все представленные на экране документы.

Неужели и я когда-нибудь буду так уверенно излагать суть, отвечать на вопросы и чувствовать себя настоящим врачом?

После конференции все разбегаются: кто-то – в операционную, кто-то – записывать пациентов на исследования. Я же направляюсь за Максом заниматься дневниками.

– Алабина, – слышу голос Лешина. – Идешь в отдел переливания делать заявку на кровь.

Хлопаю ресницами.

Это что, дополнительное ответственное задание?

Соображаю, что давно пора ответить, и кидаю:

– Бегу, Алексей Леонидович.

Забираю карту Гаврилова и, ожидая лифт, изучаю ее. Мало ли пригодится информация. Увлекаюсь настолько, что не замечаю, как железные створки разъезжаются, пока не чувствую какое-то непонятное, необъяснимое ощущение. Что-то из прошлого, когда внутри вопреки законам физиологии все стопорилось и прекращало функционировать.

Поднимаю глаза и не верю тому, что вижу.

Хлопаю ресницами, пытаясь прогнать галлюцинацию, но она не исчезает.

Матвей?!

Здесь?!

Каким образом?!

Эти вопросы появляются и испаряются из-за своей второстепенности. Ведь главное – человек, из-за которого я до сих пор неровно дышу на расстоянии метра от меня.

Настоящий, сногсшибательный и… растерянный…

Он приклеился ко мне взглядом и не двигается.

Боже мой, я сейчас растекусь в лужицу от чувств.

Я была уверена: никогда в жизни больше не увижу его. Вот так. Перед собой. И то, что происходит, похоже на чудо.

– Молодой человек, вы выходите?

Матвей ровняется со мной. Хочется кинуться ему на шею, чтобы не только видеть, но и почувствовать его крепкое, сильное тело, чтобы эти руки, что, кажется, стали еще мощней, сомкнулись на моей талии, впечатали в себя… Вот только сзади подталкивает подбежавшая к подошедшему лифту медсестра, и мне приходится войти в кабинку, а пока я торможу, он закрывает двери и увозит.

Ошарашенно смотрю на металлическую клетку железного монстра, в которой оказалась, и от накрывших эмоций хочется глупо разрыдаться.

Как так – увидеть через шесть лет после расставания и даже не обмолвиться словом?!

А если он случайно там оказался?

А если я его больше не увижу?

Вылетаю на первом этаже, где останавливается лифт, и, устремившись к лестнице, бегу обратно. Осознавая: веду себя не как ответственный ординатор, а глупая влюбленная дурочка, но сразу отмахиваюсь. Я умру, если упущу возможность еще раз его увидеть и поговорить.

Отдышавшись, вхожу на отделение и прохожу по коридору. Матвея нигде нет.

На посту дежурит Аллочка, но не спрашивать же у девушки, не видела ли она, куда пошел офигительный молодой парень.

Хотя она бы его точно приметила.

От его внешних данных аж сердце свело.

Губы сами растягиваются в улыбку, едва я вспоминаю, как возмужал мой красивый мальчик и стал не просто красивым, а умопомрачительно красивым.

Сердце сжимается от мысли, что парень наверняка давно не один. Кто-то целует его вместо меня, кому-то он дарит свою любовь…

Все! Стоп!

Иначе сейчас я затоплю отделение горючими слезами.

Замечаю Макса, выходящего из палаты, и устремляюсь к нему.

– Ты чего бездельничаешь? Уже разобралась с кровью?

– Нет.

Парень вопросительно таращится, ожидая, что я объясню причину, а я в ускоренном темпе решаю, спрашивать или нет про Матвея.