Последняя версия вызвала у полковника усмешку, но в целом причин для веселья было не так уж много. Гуров видел, что у него есть все поводы предъявить командованию части серьезное обвинение, но нет фактов, чтобы это обвинение доказать. Приватные разговоры рядовых военнослужащих, пересказывающих друг другу какие-то невнятные «слухи», разумеется, не могли служить основанием для возбуждения уголовного дела, а кроме этих разговоров в активе у него пока ничего не было.

– Крестова вести? – деликатно постучав в дверь, осведомилась медсестра.

– Ведите, – оторвавшись от раздумий, решительно проговорил Лев. – Он без мамы?

– Один, – понимающе усмехнулась девушка.

Михаил Крестов оказался щуплым среднего роста юношей с детски-наивным выражением доверчивых карих глаз. У него была почти целиком забинтована левая рука, и из-за края повязки виднелся след от ожога, частично заходивший на шею.

– Здорово, Миша, присаживайся, – гостеприимно приветствовал Гуров.

Получасовая беседа с новым собеседником почти ничего не прибавила в копилку информации полковника. Крестов был скромным деревенским парнем, замкнутым и не очень общительным, и по вопросам, касающимся разных «секретных» тем, до него не доходили даже слухи.

Михаил более подробно рассказал об обстоятельствах гибели Игоря Щепкина, но практически ничего не смог поведать относительно нюансов проведенной недавно утилизации. Очевидно, подобные «интимные» темы товарищи с ним не обсуждали.

Закончив допрос, Гуров обнаружил, что уже седьмой час вечера, и подумал, что привычка укладываться в рамки рабочего дня у него уже в крови и проявляет себя везде, независимо от места действия и обстоятельств.

Он чувствовал голод и решил по возвращении в часть наведаться в рекомендованное Стрелковым кафе.

«Будет неплохо, если окажется, что там действительно прилично кормят, и еще лучше, если выяснится, что среди завсегдатаев тоже циркулируют какие-нибудь интересные слухи», – подумал Лев, спускаясь к машине.

Приехав в часть, он припарковался у гостиницы и пешком направился в кафе.

Названия заведение не имело, но это не мешало ему быть вполне приличным мини-рестораном, где днем можно было перекусить, а вечером посидеть за чашечкой кофе или бокалом вина и послушать приятную, ненавязчивую музыку.

Гуров попал в предвечернее время, когда обедающие посетители уже схлынули, а любители вечерних медитаций еще не собрались. Вместо музыки по полупустому залу разносился голос диктора, рассказывающего последние новости и комментирующего постоянно сменяющийся видеоряд на огромной, во всю стену, плазме.

– Что-то о нас ничего нет, – усмехнувшись, заметил грузный мужчина с пивным брюшком, стоявший у барной стойки. – Что, уже не актуально?

Гуров, в этот момент забиравший свой заказ, заметил, как бармен сделал пузатому мужику «страшные» глаза и кивнул в его сторону.

– Чего? – по-простецки отреагировал тот и, не скрываясь, повернулся в сторону полковника, с любопытством осматривая его. – Чего ты?

По-видимому, не найдя во внешности Гурова ничего примечательного, пузан снова повернулся к бармену, глядя вопросительно и с недоумением. Но сам Лев тут же понял, что разговор может оказаться интересным, и не стал отходить далеко. Он устроился за ближайшим столиком и сделал вид, что усердно занимается своим блюдом и смотрит телевизор. Сам же вполглаза то и дело посматривал на беседующих и в оба уха слушал.

– Чего ты? – чуть тише повторил пузан, поняв, что здесь скрывается какой-то подвох.

Бармен стал что-то бубнить, понизив голос до уровня полной нелегальности, и Гурову, как он ни старался, не удалось расслышать ни слова. Но по тому, с каким интересом пузан еще несколько раз оборачивался в его сторону, он понял, что речь идет о нем.