«Джон Микел, 1940–1984», – было написано под последним портретом.

– А что случилось с ним? – прошептал Митч.

– Пожалуй, самый трагический случай. У него было не все в порядке со здоровьем, сказывалось постоянное напряжение. Он много пил и уже перешел на наркотики. Жена ушла от него, был безобразный развод. Фирма в шоке. После десяти лет работы он начал бояться, что не станет компаньоном, выпивки участились. Мы потратили целое состояние на лечение и психиатров, но все зря. Он впал в депрессию, начал думать о самоубийстве. Написал на семи страницах прощальное письмо и сунул дуло в рот.

– Это ужасно.

– Еще бы.

– Где его нашли?

Эйвери откашлялся, повел глазами по залу.

– В твоем кабинете.

– Что?!

– Да, но потом все было вычищено.

– Ты смеешься!

– Я говорю серьезно. С тех пор прошли годы, и кабинетом твоим пользовались неоднократно. Все нормально.

Митч потерял дар речи.

– Ты ведь не суеверен? – спросил Эйвери с неприятной ухмылкой.

– Конечно, нет.

– Может, мне стоило сказать тебе об этом раньше, но мы как-то не заговаривали на эту тему.

– Я могу поменять кабинет?

– Безусловно. Провались на экзамене, и мы переведем тебя к младшему персоналу в подвал.

– Если я провалюсь, то только из-за вас.

– Согласен, но ты же не провалишься, так?

– Если этот экзамен сдавали до меня, то и я сдам.

С пяти до семи утра в фирме Бендини было тихо и пустынно. Натан Лок прибыл около шести, сразу прошел в свой кабинет и закрыл дверь. В семь начали приходить сотрудники, стали слышны голоса. К половине восьмого почти все были на своих местах, за исключением нескольких секретарш, а в восемь кабинеты и залы были полны, кругом стоял привычный хаос. Заставить себя сосредоточиться становилось все труднее, отрывали от работы постоянно, телефоны звонили непрерывно. В девять часов все юристы, младший персонал, клерки и секретарши сидели за своими столами или по крайней мере считались приступившими к работе.

Митч дорожил возможностью побыть в одиночестве в ранние утренние часы. Он поставил хронометр на полчаса вперед и будил Датча в пять, а не в полшестого, как прежде. После двух чашек кофе он проходил по темным коридорам, щелкая выключателем и осматривая здание. Временами, когда погода была ясной, он любил постоять у окна в кабинете Ламара, любуясь восходом солнца над гладкими водами Миссисипи, считая баржи, тянущиеся за буксиром, медленно ползущим вверх по течению, следя взглядом за крошечными грузовиками на мосту, виднеющемся вдалеке. Но даром он времени не терял. Он диктовал письма, краткие справки, отчеты, памятные записки и кучу других документов. Нина их печатала, а Эйвери просматривал. Он готовился к экзамену.

Наутро следующего после печальной церемонии дня Митч зашел в зал библиотеки на первом этаже в поисках какого-то учебника, и вновь его внимание привлекли пять портретов. Стоя перед ними, он вспоминал краткие некрологи, услышанные от Эйвери. За пятнадцать лет пять погибших юристов. Эта фирма – опасное место для работы. В блокноте он записал их имена и даты смерти. Было половина шестого утра.

В коридоре послышалось какое-то движение. Митч резко повернулся вправо. В темноте стоял мистер Черные Глаза и смотрел на него.

– Что вы тут делаете? – потребовал объяснений он.

Митч заставил себя улыбнуться:

– Доброе утро. Получается, что я здесь готовлюсь к экзамену.

Лок перевел взгляд на портреты, затем опять на Митча:

– Понятно. А что вы нашли интересного в них?

– Обыкновенное любопытство. Я вижу, в фирме случались и трагедии.

– Все эти люди уже мертвы. А трагедия произойдет, когда вы не сдадите экзамен.