Хороший сосед дядя Виталик…

Потом были поминки, где взрослые, как обычно, много пили и много ели, набившись битком сразу в две комнаты. Серега нашел для себя и своей машинки укромное место под столом и только там всласть с ней наигрался.

Что отца больше нет и никогда не будет, он понял лишь ночью, уже лежа в кровати, когда взрослые разошлись, а мать, потухшая и остро пахнущая вином, уложила его спать. Серега лег в теплую постель, взбил подушку, завернулся в уютное одеяло и вдруг вспомнил, что отец остался на промозглом кладбище. Что ему там холодно, одиноко и, наверное, страшно в темноте.

Тут он вспомнил, что отец умер и, значит, ничего не чувствует – ни страха, ни холода… Умер? Эта мысль вдруг ударила его словно электрическим током. Умер! Навсегда? Навечно? Значит, его больше нет и никогда не будет?

Никогда… Страшное слово, слово-паук, оплетающее своей паутиной и угрожающе шевелящее огромными мохнатыми лапами…

Тогда он заплакал. Долго плакал, тоскливо, безнадежно, взахлеб, вздрагивая и икая от подступающих рыданий. Серега помнил, он старался плакать неслышно, чтоб не услышала мать и кто-то из родственников, оставшихся ночевать в соседней комнате. Ему казалось стыдным рыдать, как девчонка, на глазах взрослых. И остановиться он уже не мог. Подушка скоро стала мокрой от слез, было холодно и противно лежать на мокрой подушке с размазанными по наволочке соплями. Где-то в глубине мелькнула мысль переложить подушку другой стороной, но он специально не стал этого делать. Чем хуже, тем лучше!

Умер! Навсегда! Навечно! И что теперь думать про какую-то подушку?

Он не помнил, как перестал плакать и уснул наконец. Наверное, не скоро перестал. А уснул без снов, провалился в глухое, черное забытье и открыл глаза только поздно утром. Сразу вспомнил свои вчерашние слезы и обнаружил, что подушка так и не высохла. Пришлось быстро вскакивать и убирать постель, пока мать не заметила. Тогда это почему-то казалось очень важным: чтоб никто не заметил его горя.

Почему?

Он никогда не мог ответить на этот вопрос. Впрочем, особо и не пытался. Просто помнил, как это было…

После похорон в квартире стало пусто и тихо. Слишком пусто и слишком тихо. К этой ватной, печальной тишине Серега долго не мог привыкнуть. Квартира сразу стала какой-то огромной. В ней можно было потеряться. Навсегда! Серега начал бояться в ней потеряться…

От поминок на серванте осталась полная рюмка, прикрытая корочкой хлеба. Водка в ней постепенно убывала. Серега каждый день следил, как она убывает. Он знал, мать рассказывала, что это отец отпивает. По чуть-чуть.

Лучше бы отец выпил все сразу, залпом, смешно сморщив нос, как всегда это делал, думал Серега. И вернулся бы к ним. И опять рассказывал бы интересные истории про Фиолетового гнома и его друзей. И ласково смотрел бы на него смешливыми серыми глазами, морща большой покатый лоб с намечающимися залысинами.

Ведь бывает же, что люди умирают, а потом оживают, рассуждал маленький Серега. Потому что случилось чудо. Случилось и все. Разве мало случается чудес на свете? Во всех сказках про это пишут. Есть живая вода, есть вещие птицы, есть добрые волшебники, способные оживить человека одним прикосновением, мало ли…

Часто, на подходе к подъезду, ему вдруг начинало казаться, что чудо уже случилось. Отец вернулся. Сидит дома и ждет Серегу. Тогда он начинал торопиться домой. Вбегал по лестнице быстро, изо всех сил. Лихорадочно давил на звонок. Но дверь открывала мать. И Серега опять входил в огромную пустую квартиру, в которой можно было навсегда потеряться…