Иван Иванович не просто много пил. Он пил очень много даже по самым строгим российским меркам, где отсчет начинается от ведра с гаком. До этого Серега считал, что евреям такое запойное пьянство не свойственно. Оказалось, зря он так считал, любимому пороку покорны не только все возрасты, но и национальности.

В день Иван Иванович выпивал не меньше бутылки водки. Предпочитал этот традиционный напиток всем западным виски, джинам и коньякам, которых называл происками гнилого Запада против российской печени.

Впрочем, бутылка в день – это было еще немного. Для него – обычно. Время от времени у Шварцмана случались запои, и тогда начиналось много. Он по несколько дней не выходил из дома, не брился, не мылся, носом по полу катал бутылки и засыпал в самых неожиданных местах. Оставляя семье и прислуге почетное право транспортировать его драгоценное тело до кровати.

Через несколько дней, когда запой ему самому надоедал, в доме появлялись два вежливых, улыбающихся врача в чистых белых халатах. Начинались капельницы, всевозможные очистки крови, массажи и сауны. Через сутки Хозяин становился трезвым, злым и деловым. Твердел лицом и отправлялся по объектам, вершить руководство на местах. Там никто и представить себе не мог, что всего лишь сутки назад всемогущий Хозяин валялся где-то под столом, разобранный, как списанный двигатель.

Все-таки деньги могут многое. С этим Серега никогда не спорил.

Удивительно, но даже в самое запойное время Шварцман продолжал руководить своей хлебно-макаронной империей, не отрываясь от трех мобильников. Он, похоже, и спал с ними. В работе для него не существовало дня или ночи. Его рабочее время делилось на часы, сутки, недели и т. д. Хоть трезвый, хоть пьяный, хоть никакой – он действительно никогда ничего не забывал.

– А что ты хочешь, Сергей? Математический склад ума и десять лет занятия наукой, – как-то объяснил ему Иван Иванович. – Четыре кандидатские диссертации написал в свое время. Одну – для себя, три – для друзей, сам понимаешь, не за просто так… Да и докторскую, было дело, почти сварганил, только защититься не успел, страна начала разваливаться, а с ней – и наука. Так что сразу такие мозги не пропьешь даже при большом желании….

Словом, Серега быстро понял, почему все называли Шварцмана Хозяином. Причем с большой буквы и без всякого иронического подтекста. Он сам скоро привык к этому. Хотя сначала показалась, что слишком уж по-лакейски.

Однажды утром Серега проснулся очень рано. Он сразу, не взглянув на часы, почувствовал, что еще очень рано. Но – выспался. Что удивительно.

В теле – бодрая, упругая легкость без малейших следов вечернего пива, и голова ясная, как летний день. Несмотря на то что очень неплохо посидели вчера с Жекой на обжитой террасе, глядя на море и звезды, и лунную дорожку, разделяющую своим мерцанием ночную тьму неба и воды.

Хорошо посидели… Уютно стрекотали напористые греческие цикады, вкусно пахло хвоей и цветением незнакомых трав, и жизнь представлялась не такой уж поганой штукой, если до сих пор способна дарить такие вот маленькие, душевные праздники, вспыхивающие яркими звездочками в общестатистической кромешности бытия. Об этом они рассуждали почти всерьез, по очереди передавая друг другу холодные, влажные на ощупь банки. Словом, душевно припухли …

Что-то здесь, в Греции, он стал просыпаться все раньше и раньше, думал Серега. Весело и легко начал просыпаться. Хорошее настроение по утрам – признак состоявшегося отдыха?

Даже удивительно – с утра пораньше и хорошее настроение… Расслабление психики или первые симптомы подступающего маразма?