Расселы могли бы вообще не работать ни дня, имея огромный доход от своих владений. Нам бы просто требовалось заключать договоры по недвижимости, сроки которых порой тянутся почти сто лет, и не думать о большем. Однако какой-то мой великий предок решил, что автомобили и машиностроение – его страсть, поэтому мы по сей день развиваем его наследие, принимая активное участие в жизни нашего холдинга.

Как-то так вышло, что я принадлежу всем сферам деятельности своей семьи. Большую часть жизни балет являлся неотъемлемой частью моей жизни, потому что это было единственное, чем я мог отплатить бабушке за глоток свободы. Мое первое образование тоже в области искусства, а вот второе получено в лучшей бизнес-школе Британии.

Вернемся к тому, что дедушка очень любит бабушку. А бабушка очень любит меня. И за свое относительно радужное и беззаботное детство и юность мне нужно благодарить именно ее. Елизавета Рассел была непреклонна в том, чтобы я ходил в обычную школу, общался с простыми детьми, у которых не торчит из задницы серебряная ложка, и занимался тем, что не требует от меня знаний в области анализа фондового рынка в возрасте пятнадцати лет. Но как мы знаем, за все в этом мире надо платить. Цена моей свободы была во втором образовании, выгодном браке на женщине, достойной нашего сияющего и посыпанного алмазной крошкой титула, и продолжении наследия с большой буквы «Н».

Знал бы я, что это так сильно укусит меня за задницу, что останется огромный синяк размером с кратер на Марсе, предпочел бы никогда не рождаться.

Вообще, если честно, кажется, что меня нае… обманули. Будем придерживаться приличий, в конце концов. Я же будущий герцог. Как будто, даже если бы я не жил свободной жизнью – той, которую так желала для меня бабушка, но которую сложно назвать таковой, – мне все равно пришлось бы исполнить свой долг. Опять же, с большой буквы «Д».

От этого не откреститься и не отмыться, даже если вылить на себя кислоту.

– Я слышал, что многие побаиваются вкладываться в Elusive Racers. Что вы думаете по этому поводу? Ваше мнение важно. Может быть, мне стоит изменить свои взгляды и прислушаться.

Я вспоминаю, что разговаривал с Джоном, или Джеком, или Дигом. Боже, я уже забыл.

– Почему?

– Что? – Мужчина, чье имя я отчаянно пытаюсь вспомнить, хмурится и поправляет свой пиджак.

– Почему люди боятся спонсировать пилотов Elusive Racers?

– Вы не слышали? – Он выглядит таким удивленным, но восторженным одновременно, что я начинаю думать, что Elusive Racers как минимум открыли вакцину от рака. Я многое знаю об этой команде. На мой взгляд, слишком много, но я жажду услышать его вердикт.

– Аврора Андерсон… Она женщина, и я слышал, что… – Вот и все. Ему лучше не продолжать, если он не хочет, чтобы акции его компании не упали к полуночи. – Ой, да что тут говорить. Думаю, вы понимаете.

– Не понимаю. – Я прокручиваю на пальце кольцо с печаткой в виде фамильного герба, представляя, как сворачиваю шею Джону-Джеку-Дигу.

– Это бессмысленные вложения, не говоря уже о том, что у нее не самая лучшая репутация. Истеричная натура. Вы слышали о случае в Дейтоне в прошлом сезоне?

Я делаю глубокий вдох и напоминаю себе, что кровь будет плохо сочетаться с гобеленами на стенах этого зала. Нужно держать себя в руках. Что я и стараюсь делать всю жизнь.

– Слышал. Прекрасный удар, не так ли?

Я научил ее этому. 

– Вы поддерживаете такое поведение от женщины?

– А вы поддерживаете домогательство?

Джон-Джек-Диг хватает ртом воздух, как выброшенный на берег карась. Я не хочу удостаивать его морской рыбы.