Он замолчал и, как бы поддразнивая гостя, стал смотреть в окно, хорошо зная, что заинтересовал Каупервуда и что этот разговор о влиянии в деловом мире и о коммерческих связях еще больше его раззадорит. Батлер дал ему понять, что главное в этих делах – верность, такт, сметливость и соблюдение тайны.
– Что ж, если вы справлялись о моей работе… – заметил Фрэнк, сопровождая свои слова характерной для него мимолетной улыбкой и не договаривая фразы.
Батлер в этих немногих словах почувствовал силу и убедительность. Ему нравились выдержка и уравновешенность молодого человека. О Каупервуде он слышал от многих. (Теперь фирма называлась уже «Каупервуд и Ко», причем «компания» была чисто фиктивная.) Он задал Фрэнку еще несколько вопросов относительно биржи и общего состояния рынка, осведомился, что ему известно насчет железных дорог, и, наконец, изложил свой план, заключавшийся в том, чтобы скупить как можно больше акций коночных линий Девятой, Десятой, Пятнадцатой и Шестнадцатой улиц, но, по возможности, исподволь и не вызывая шума. Действовать тут надо осторожно, скупая акции частью через биржу, частью же у отдельных держателей. Батлер умолчал о том, что он намерен оказать известное давление на законодательные органы и добиться разрешения на продолжение путей за теперешние конечные пункты, чтобы, когда наступит время приступить к работам, огорошить железнодорожные концерны известием, что крупнейшими их акционерами являются Батлеры, отец или сыновья, – дальновидный план, направленный на то, чтобы в конечном счете эти линии оказались целиком в руках семейства Батлер.
– Я буду счастлив сотрудничать с вами, мистер Батлер, любым угодным вам образом, – произнес Каупервуд. – Я не скажу, что у меня уже сейчас большое дело, это еще только первые шаги. Но связи у меня хорошие. Я приобрел собственное место на Нью-Йоркской и Филадельфийской биржах. Те, кому приходилось иметь со мной дело, по-моему, всегда оставались довольны результатами.
– О вашей работе мне кое-что уже известно, – повторил Батлер.
– Очень хорошо. Когда я вам понадоблюсь, вы, может быть, зайдете в мою контору или напишете мне, и я приду к вам. Я сообщу вам свой секретный код, так что все вами написанное останется в строжайшей тайне.
– Ладно, ладно! Сейчас мы больше не будем об этом говорить. Скоро мы вновь встретимся, и тогда в моем банке вам будет открыт кредит на определенную сумму.
Он встал и взглянул в окно. Каупервуд тоже поднялся.
– Кажется, отличная погода сегодня?
– Прекрасная!
– Ну, я уверен, что со временем мы с вами сойдемся ближе.
Он протянул Каупервуду руку.
– Я тоже надеюсь.
Каупервуд направился к выходу, и Батлер проводил его до парадной двери. В эту самую минуту с улицы вбежала румяная, голубоглазая девушка в ярко-красной пелерине с капюшоном, накинутым на рыжевато-золотистые волосы.
– Ах, папа, я чуть тебя с ног не сбила!
Она улыбнулась отцу, а заодно и Каупервуду сияющей, лучезарной и беззаботной улыбкой. Зубы у нее были блестящие и мелкие, а губы – как пунцовый бутон.
– Ты сегодня рано вернулась. Я полагал, что ты ушла на весь день.
– Я так и хотела, а потом передумала.
Она прошла дальше, размахивая руками.
– Итак, – продолжал Батлер, когда она скрылась, – подождем денек-другой. До свиданья!
– До свиданья!
Каупервуд спускался по лестнице, радуясь открывавшимся перед ним перспективам финансовой деятельности, и вдруг в его воображении возникла только что виденная им румяная девушка – живое воплощение юности. Какая она яркая, здоровая, жизнерадостная! В ее голосе звучала вся свежесть и бодрая сила пятнадцати или шестнадцати лет. Жизнь била в ней ключом. Лакомый кусочек, который со временем достанется какому-нибудь молодому человеку, и вдобавок ее отец еще обогатит его или по меньшей мере посодействует его обогащению.