Именно этим двум ученым принадлежат «принципы дополнительности» и «неопределенности». Квантовая физика показала, что мыслительные способности человека, наш способ думать, наша система восприятия реальности несостоятельны в деле понимания микромира. Это был период, когда человечество было обязано признать существование мира, недоступного обыденному пониманию, принципиальное отличие микромира от мира «видимого». Это было время, когда мы должны были отдать себе отчет в том, что психический аппарат человека состоятелен лишь в определенном, очень узком диапазоне реальности, что он на самом-то деле не дает никакой «объективной» оценки. Именно этот стресс мог стать толчком для принципиальных изменений в научной парадигме, в методологическом подходе к самому человеку.

Но ученые не сделали соответствующих заявлений, смягчили возникший методологический кризис обтекаемыми формулировками и ограничились формальным уточнением – введением чисто технических ограничений. По сути же они отказались определять новую реальность, словно были уверены, что человечество не сможет принять и пережить этот вызов своему собственному представлению о самом себе – как «мере всех вещей», «царе природы» и апостоле «объективности».

К этому времени основные положения классической физики уже успели перекочевать во все сферы жизни человека, и в частности в психологию. Тут ведь как дело обстоит? Любая идея – это не просто конкретное умозаключение, это более или менее удачный, удобный способ думать. И тут, имея такую интересную формулу мысли, возникает искушение увидеть в реальности то, чего нет на самом деле. Так, например, Владимир Михайлович Бехтерев написал целую книгу – «Коллективная рефлексология», где разложил по полочкам всю социальную психологию, описав ее в законах классической физики – от закона сохранения энергии до феноменов инерции, энтропии и экономии. Еще, правда, он добавил законы из области эволюционной биологии – дарвиновские принципы отбора, дифференцирования и так далее, кое-что было использовано и из других областей знания, актуальных на тот момент.[33]

Впрочем, В.М. Бехтерев тут не единственный. Это общая тенденция. В массовом сознании закон сохранения энергии и масс превращается в странную формулировку, что, мол, «в мире должно быть поровну хорошего и плохого», «жизнь должна строиться на контрастах». Закон притяжения и отталкивания заряженных частиц оказался неким социальным законом, по которому противоположности притягиваются, а идентичности отталкиваются. А в психоанализе, например, формула закона всемирного тяготения была «расшифрована» как либидозное влечение, сексуальность – как психический аналог универсальной физической силы. Совершенно очевидно, что в такой ситуации появление неких «абстрактных очевидностей» никого не смущало, а, наоборот, тешило и радовало. Мы и теперь любим говорить, что в мире, мол, все относительно, и в этот момент глубокомысленно кивать в сторону портрета автора общей и специальной теорий относительности. Но ведь ничего подобного в теории относительности Альберта Эйнштейна нет. Ни одна из его теорий не утверждает ничего подобного, там нигде нет тезиса о том, что в мире «все относительно».

В общем, с одной стороны – желание общества все объяснить какими-нибудь общими фразами якобы научного происхождения, с другой стороны – отчаянная нерешительность научного сообщества высказаться на предмет того, что есть на самом деле человек, насколько он состоятелен и насколько соответствует действительности то, что он о себе думает. Да и как было опровергнуть всю эту, укоренившуюся в массовом сознании «очевидность»? Усомниться в достоверности воспринимаемого и способностях воспринимающего? Но на что в таком случае опереться? Ведь даже внутри самой науки – нечто, очевидное для одного исследователя, вовсе не очевидно для другого.