Именно с этим временны́м периодом связан окончательный отрыв философии права от философии в рамках глобальной тенденции на дивергенцию философского знания по отраслям наук. Как отмечают сегодня сами философы, «представления, разделяющие понятия общества и государства, возникают в условиях капитализма. …Как известно, в Новое время наука приобретает статус особой области профессиональной деятельности и особого социального института. Усложнение социальной структуры общества, формализация деятельности властных структур и универсализация товарно-денежных отношений… обусловили усложнение структуры научного знания и становление дисциплинарной структуры обществознания»[52]. В частности, Н.Ф. Бучило отмечает, что первой возникла история, позже, в условиях капитализма, возникает экономическая теория, в XIX в. в рамках первой волны позитивизма возникает социология как самостоятельная наука об обществе[53].

С этого момента и по сей день не утихают споры о соотношении философии права и иных отраслей юридического научного знания. Эти споры характерны и для дореволюционного российского правоведения в рассматриваемый период.

Например, некоторыми учеными ставилась под сомнение необходимость разделения философского и теоретического познания права. Отмечалось, что наиболее оправданно сохранение единства теоретической правовой науки. Приведем авторитетное мнение по этому вопросу такого классика дореволюционной российской юриспруденции, как М.Н. Коркунов. Для начала он приводил следующую характеристику аргументации, используемой в его время в обоснование самостоятельности философии права: «Хотя философия права в новейшей ее форме обратилась к выяснению положительного права, она все-таки не сливается с наукой положительного права. Она сохраняет свой особый метод. Она не обращается к наблюдению, не идет в своих исследованиях путем индуктивным. Она покоится на предположении, что выяснение вечных оснований положительного права может быть дано не эмпирическим знанием, а только знанием сверхчувственным, получаемым познающим умом непосредственно, помимо чувственного опыта. Особенность метода, полагают, обеспечивает философии права возможность получить не только относительное познание права, но и безотносительное, абсолютное, объяснить не только явления правовой жизни, но и самую сокровенную сущность права»[54].

Однако ученый не был согласен с такой позицией, полагая, что «едва ли возможно отстаивать надобность существования особой философии права как сверхчувственного познания о праве»[55]. Аргументация его, как видится, не утратила убедительности по сей день: «если сверхъестественное познание абсолютной истины возможно, зачем отделять это познание от эмпирического изучения изменчивого и относительного? …Если существует несколько путей познания, нет основания их разъединять. Они все должны быть соединены в научном изучении предмета»[56].

Уже в тот период возникает также вопрос о соотношении философии права и энциклопедии права. Как отмечают современные исследователи, «последняя представляет собой общую характеристику феноменов права, общий комментарий, но в ней нет системного анализа комплекта юридического знания. Огромен вклад в энциклопедию права Шеллинга, Фихте, Гегеля, Ганниуса, Пюттера, Гареиса, Ратковского, Рождественского, Деларова, Зверева, Суворова, Карасевича, Трубецкого»[57]. Будучи, по сути, простым перечислением наиболее значимых сведений из всех отраслей права, энциклопедия права вскоре повторила судьбу философии – «подросшие птенцы» отраслевых юридических наук вскоре уже «не умещались» в ее «родительском гнезде». Энциклопедия права попросту устарела, стала анахронизмом.