Внизу звякнула пряжка ремня, и меня прошило паникой. И окатило горячей волной.

— Нет, нет! — Я вцепилась в его рубашку — разорву на мелкие кусочки! Вгрызусь в его мышцы до крови, пусть только посмеет! — Я не хочу тебя! — выпалила ему в лицо, продолжая попытки оттолкнуть от себя его. Тщетно.

— Я не слепой, Элизабет. — Он поймал мое лицо за подбородок и произнес в самые губы: — Когда ты смотришь на меня, у тебя слюни по подбородку текут. И текут не только слюни.

— У тебя галлюцинации! — прошипела я, чувствуя, что внутри все клокочет от злости.

Держа мое лицо, он снова впился в мои губы, другая его рука шустро справлялась с ремнем и молнией на брюках. Я окончательно разорвала ему рубашку, пыталась поцарапать короткими ногтями его горячие стальные мускулы на груди. Кожу обжигающе покалывало. До одури приятно к нему прикасаться.

Черт бы его побрал! Гребаный мерзавец! Я поймала его губу зубами и прокусила до крови. Демид разъяренно зашипел, оторвался от моих губ и слизнул алую каплю.

— Наши апартаменты с хорошей звукоизоляцией. Ночью ты у меня сорвешь глотку. — Он запустил пальцы в мою растрепанную прическу, сжал волосы у корней и наклонил мою голову набок. Его губы прижались к шее, где судорожно билась жилка, и острое наслаждение растеклось под кожей.

Вот черт… Он раскалил меня до предела. Тело не может врать, я слишком хочу. Колючая щетина царапала влажную кожу, я прикусила до боли губу, топя в горле стоны. Преодолевая сопротивление, запустила пальцы в его короткие волосы на затылке, чтобы оттянуть его голову от себя. Не получилось. Получилось лишь то, что я прижала его еще ближе.

Его свободная рука сражалась с моими длинными юбками, хотела добраться туда, где у меня все пульсировало, ныло, стягивало мучительной истомой. Нельзя сдаваться, нельзя. Нужно оставить себе хоть немного гордости. Я не хочу, чтобы и ее он у меня забрал.

Я впилась ногтями в его запястье, словно разъяренная кошка, мешая его руке добраться до моих промокших трусиков.

— Прекрати… — потребовала я. Почему мой голос предал меня? Он прозвучал так, словно я молила ни в коем случае не останавливаться.

Звонок смартфона был более категоричен, чем я. Придерживая меня у стены, Демид достал из кармана мобильник и рявкнул в трубку:

— Что?! — Его грудь энергично вздымалась от тяжелого дыхания, лицо напряглось. Я дрожала, ноги подкашивались.

Кто-то еле слышно извиняющимся голосом просил его о чем-то.

— Так развлеки их! Я за что тебе плачу?

Ведущий? Черт, гости, наверно, недоумевают, куда подевались молодожены. А мы с Демидом сейчас выглядим так, будто на нас дикие звери напали. Он бросил трубку и ощупал мое лицо потемневшим взглядом.

— Поднимай свои юбки и поворачивайся к стене.

Я судорожно затрясла головой.

— Что нет?

— Не тут…

Он оперся рукой над моим плечом и склонился к лицу.

— Недостойна быть оттраханой в сортире замка? А сколько ты, по-твоему, стоишь?

Я прикусила губу, под ресницами щипали соленые слезы. В груди разворачивалась буря. Лучше бы я изображала монашку и ждала, пока во мне отпадет надобность. Лучше бы задушила обиду, сцепила зубы и не злила его. Пусть это было бы так же тяжело и больно, как сломать себе руку.

Кому я лгу? Я бы не смогла так. Так же как и он не может по-человечески ко мне относится. Но дальше так продолжаться не может.

— Я задал вопрос.

— Если на моем пальце твое кольцо, значит, что-то я все-таки стою, — ответила подрагивающим голосом.

— На твоем месте могла оказаться любая другая, — добил меня Демид ледяным тоном. — Не заставляй меня сомневаться в своем решении.