— Красивая, — хмыкает Саенко. — Потанцуешь со мной?

Он тянет ко мне руки. Я, недолго думая, заношу руку и отвешиваю ему пощечину. Ладонь горит, мужчина напротив начинает злиться. Друг от друга нас отвлекает Марк.

— Я вижу, вы уже познакомились?

13. Глава 13

— Это наш младшенький, Кирилл, — усмехается Марк и треплет волосы Саенко. — А это моя жена Василиса.

После этих слов все то хорошее, что успело зародиться между мной и Билецким, превращается в пепел. Я смотрю на радостного Марка, на раздраженного Саенко и думаю только о пазле, который только что сложился в моей голове.

“Видимо, у доктора Саенко есть неопровержимое алиби”, — звучало из всех СМИ.

“За его дело, говорят, взялся лучший адвокат столицы. Эта мразь откупилась”, — а это пропитанный горем голос отца.

Я рассматриваю Марка заново. Его точеный профиль, привлекательные губы, растянутые в улыбке, цепкий взгляд. Сейчас передо мной не незнакомый мужчина, который в порыве бреда предложил мне выйти за него замуж и спас от тюрьмы. Сейчас здесь тот самый лучший адвокат столицы, который встал на защиту Саенко. И судя по тому, что его братец до сих пор работает, только уже в столице, а не в нашем маленьком городишке, продолжает защищать его снова. Я бы поверила в то, что Кирилл исправился, но прямо передо мной стоит радующийся жизни и ни о чем не жалеющий Саенко. И он снова пьяный. Не в стельку, но он ведь только пришел на нашу свадьбу.

— Ты опоздал, — обращается к брату Марк. — Был на работе?

— Где же еще, — хмыкает. — Там сегодня наливали.

У меня перед глазами заплаканное лицо матери, отец, с трудом сдерживающий слезы, родственники, приехавшие на похороны. То время было самым трудным для нашей семьи. Через несколько месяцев папу увезли в реанимацию с инсультом, и все словно повторилось. Столкнувшись лицом к лицу с тем, кто виновен во всем случившемся, и видя, что он не только не раскаивается, но и продолжает халатно относиться к своим обязанностям, я чувствую глубокую ярость. А следом — стыд признаться родителям, кем является мой муж. И пусть они никогда не узнают, кто его брат, об этом знаю я.

— И где же вы работаете, что там наливают? — не удержавшись от вопроса, буравлю брата Марка взглядом.

— В больнице. У нас дружный коллектив, иногда собираемся вместе.

— А как же… пациенты? Вдруг кто-то не получит помощи, потому что врачи позволили себе лишнего? Или жизни других людей вас мало интересуют, и вы не настроены спасать пациентов?

— Во время попоек Кира ни один пациент не пострадал, — говорит Марк, и они вместе с братом смеются.

“Ни одни не пострадал”, “Ни один пациент не пострадал”, — прокручиваю эти слова в голове раз за разом.

Сразу после них я сбежала. Сказала, что мне нужно отлучиться, и вот уже минут десять сижу в туалетной кабинке и давлю в себе слезы. Им смешно, они веселятся, а у меня в момент, когда я увидела Кирилла, жизнь закончилась. Моя сестренка мертва, а он жив и не наказан. Радуется жизни и продолжает пить на рабочем месте. А его брат? Что в этот момент делает его брат? Смеется! Не считает пострадавших от рук Саенко людьми.

Я не хочу возвращаться в зал. Не хочу смотреть в лицо Билецкому, видеть его не желаю, но вместе с тем понимаю, что это неизбежно. Какой бы скандал я сейчас ни закатила, хуже в итоге будет мне. Если Билецкие — те, кто без труда покрывают причастного к смерти другого человека, что им стоит расквитаться со мной?

Задавив в себе порывы решить все здесь и сейчас, выхожу из кабинки. Снова охлаждаю ладони и прикладываю их к щекам. В зал я выхожу с высоко поднятой головой, решив, что истерика делу не поможет. Зато может помочь Марк. Если он сможет устроить меня на работу в больницу, где работает его брат, я смогу накопать на Саенко компромат. Тогда и лес рубить, не боясь щепок, будет не страшно.