— Я жду договор.
Я не знаю, как мы будем общаться в дальнейшем, если малейшее проявление ее эмоций вызывает во мне бурю ответных. А я вообще не суперэмоциональный человек. Предпочту холодность и трезвый ум импульсивности и быстрым решениям. С Василисой внутренне загораюсь за мгновение. Умеет она вывести на эмоции.
— Предлагаю поговорить начистоту, — ставлю локти на стол, сцепляю пальцы в замок и упираюсь в них подбородком. — Откуда в твоей сумочке наркотики? Потому что, несмотря на твои громогласные обвинения, я к этому отношения не имею.
— Ты у меня спрашиваешь?! — возмущенно таращит глаза.
Я уже говорил, что с женщинами сложно? Мне часто непонятна их реакция. Вот сейчас вижу возмущение, а что еще? Ведь явно еще что-то. Обида? Разочарование? Непонимание? С мужчинами проще хотя бы потому, что они обычно озвучивают все, что у них на уме. Ну и по лицу считать реакции проще простого.
— У кого я должен спрашивать? Есть ты, есть твоя сумочка и наркотики.
— Они не мои! Ты сам сказал, что моих отпечатков там не было.
— Блефовал. У тебя не брали отпечатки, сравнить бы не смогли.
— То есть ты просто так увел меня из полиции?!
— Я же говорил, что замнем.
— Да, я помню. Знакомые у тебя есть. Между прочим, мерзкие.
— Ты про Савельева?
— Он не представлялся.
— Он что-то тебе сделал?
Отчетливо вижу в ее взгляде страх. Василиса даже плечами передергивает, судя по всему, от воспоминаний, но вслух говорит совершенно другое:
— Можно сказать, ничего.
— А конкретнее?
— Я не желаю вспоминать подробности.
Василиса переключается на принесенный заказ. Ковыряет вилкой свое блюдо, делает вид, что меня здесь нет. Говорю же — старательная, и актриса из нее прекрасная.
— Контакты подруги мне сможешь дать? И попытайся вспомнить, не могла ли оставить где-то сумочку.
— Сумочку не оставляла, контакты подруги давать не буду, она таким не промышляет.
Как о глухую стену. Я бы мог и не разбираться, забить, но если у Василисы такие подружки, гарантии, что они ее не подставят во второй раз, нет, а мне так-то хватает младшего брата, засевшего занозой в заднице. Отмазывать на протяжении одного года еще одного человека желания у меня нет, так что придется копаться самому. Отступать, как я и говорил, уже поздно. Василиса не поможет — узнаю, что за подружка, и поговорю напрямую. Надо будет — попрошу попасти ее, присмотреться.
— Подожди… — она вскидывает голову, отвлекается от тарелки. — Ты хочешь сказать, что все это в клубе не ты подстроил?
— Именно.
— А кто? — хмурится. — Я думала, твои слова про “по-хорошему” именно это и предполагали.
— Я планировал действовать иначе. Настойчивее. Возможно, напоил бы тебя и увез из клуба, чтобы “дожать”.
— Вот как, значит, поступают лучшие адвокаты?
— На самом деле — хуже, но ты мне понравилась. Я не планировал чего-то выходящего за рамки приличия.
— А почему сразу не сказал, что это не ты?
— Моя профессия, Василиса, предполагает разные методы. Как правило, угрозы и запугивание работают в разы лучше. Так устроена человеческая психика. На запугивание мы реагируем быстрее, приспосабливаемся. Если бы я изначально вел себя в полиции иначе, ты бы здесь, вероятно, не сидела, а ждала бы суда.
Примененная к ней стратегия оказалась нерабочей. До ее слез в машине я этого не понимал, сейчас отчетливо вижу, что давлением чего-то добиться не получится. Значит, попробуем иначе.
— Заключим сделку? Взаимовыгодную. У меня нет цели над тобой издеваться, Василиса.
— Расскажешь, зачем тебе брак?
9. Глава 9
Стоя под руку с одним из самых привлекательных и уже не холостых адвокатов города, чувствую себя экспонатом, который рассматривают под лупой. Входя с Билецким в ЗАГС с немногочисленными родственниками и свидетелями, я не думала, что, когда буду возвращаться, наткнусь на журналистов. Их для меня целая толпа. По меньшей мере человек десять. Все делают фотографии, кто-то норовит пробиться к нам, чтобы поговорить.