Мы подъезжаем к какому-то бутику, и я сразу понимаю: тут меня ждёт что-то, к чему я абсолютно не готова.

Я мимо подобных магазин пробегаю, закрыв руками глаза, чтобы ненароком не наткнуться на ценник и не рухнуть прямо там от сердечного приступа. Потому что ну кто, объясните мне, кто в здравом уме станет отдавать такие деньжищи за тряпку?

Встречают нас две улыбчивые девушки.

Прячусь за широкой спиной Мирона.

– Моей жене нужно что-то для выхода в свет. Галь, ты где?

– Здесь, – делаю нерешительный шаг вперёд и тут же оказываюсь в центре всеобщего внимания.

Я чувствую себя обнаженной под этими изучающими, пристальными взглядами.

Девушки таращатся на меня и тихонечко подвисают, как пара допотопных компьютеров. Они явно чувствуют диссонанс и задают себе вопрос, из какой дремучей Тайги меня вытащили.

– Нам нужно что-то подходящее, – спокойно раздаёт инструкции Мирон. – Остановимся на классике. Нужно подчеркнуть фигуру, но без пошлости. Глубокие вырезы и разрезы – мимо. Кричащие цвета – нет.

Девушки кивают и шерстят по рейлам, поднося нам, словно божествам, сверкающие и струящиеся платья.

– Нет. Не то, – Мирону не нравится вообще ничего. – Совсем-совсем не то! Девушки, классика! Что за колхоз?

А я…

Я теряюсь в этом изобилии роскоши!

Боже, какая ткань! А какое качество!

Щупаю, трогаю… Глаза разбегаются. Я же девочка, всё-таки.

Правда?

Я девочку эту в себе заживо погребаю – неудобная она и малоэффективная. Толку от неё ноль, только страдает и на ручки просится.

– Вот! – Мирон стаскивает что-то с плечиков и кидает мне. – Бегом примеряй и поехали.

Я чувствую себя Золушкой.

Или, что ещё лучше, Джулией Робертс!

Правда мой Ричард Гир, увы, не влюблён в меня по самые помидоры. Улыбки его скупы, а взгляды не искрят восхищением.

Платье хорошо садится по фигуре, и я любуюсь на себя в зеркале, напрочь забыв о времени и вообще о том, где и с кем нахожусь.

Шторка примерочной резко одергивается в сторону.

– Ну что там?

– Вот… – Топчусь по кругу, давая Мирону себя рассмотреть.

Он смотрит, да. Холодно и без энтузиазма, как на наскучившую прикроватную тумбу.

А чего ты, Галь, ожидала? Что всё как в фильмах будет? Что он тут же разглядит в простой кассирше якутский алмаз и бросит к твоим ногам весь мир?

Да нет, конечно! Но хоть какой-то реакции хотелось бы увидеть, а не это уныло-скучающее выражение, заставляющее меня сомневаться в собственной внешности.

– Ладно, сойдёт. Берём, – Мирон лезет в пиджак за кошельком. – Поедешь сразу в нём.

– Хорошо.

– Где у вас тут приличный салон? Нужно нарисовать тебе лицо.

– Моё лицо тебя совсем не устраивает?

– Меня – более чем. Но ты идёшь туда не ради меня, а ради того, чтобы очаровать остальных.

– Я и так очарую. Остроумием и неземным шармом.

– О, в этом я не сомневаюсь! – Закатывает он глаза и уходит на кассу.

А я телепаюсь за ним следом…

Галя.

Высоченное офисное здание бликует, отражая оконными стёклами свет вечернего города. Ресторан, в котором проходит мероприятие, на последнем этаже, и это, со всей ответственностью заявляю, самое пафосное заведение города.

Простому смертному сюда путь заказан.

Мирон открывает передо мной дверь автомобиля, галантно подаёт руку, помогая выбраться.

Заходим в лифт, двери которого с тихим стуком закрываются.

Чувствую себя, словно в ловушке.

Мы плавно поднимаемся на самый верх, на Олимп. Туда, где восседают местные боги с тугими кошельками.

Меня мелко колотит от нервов.

Мирон, напротив, выглядит спокойным, даже расслабленным, и я украдкой бросаю в его сторону взгляды, стараясь брать с него пример. Но чем выше мы поднимаемся, тем сильней мне хочется сбежать.