– Кто его трогал? – спросил я.

Шай рассмеялся резким горловым смехом:

– Господи, ребята, да это сам лейтенант Коломбо! Наши отпечатки снимешь?

Шай смуглый, жилистый и беспокойный, я уж и забыл, каково это – находиться вблизи него. Все равно что рядом с высоковольтной вышкой. От носа ко рту и между бровей у него пролегли глубокие резкие складки.

– Только если хорошо попросишь, – сказал я. – Вы все к нему прикасались?

– Да я к нему и близко не подходила! – встрепенулась Кармела. – Эдакая грязнота…

Мы с Кевином переглянулись. На секунду показалось, будто я никогда не уезжал.

– Мы с твоим па пытались открыть, – сказала ма, – только было заперто, поэтому я позвала Шая и велела ему взломать отверткой. А что было делать? На нем ведь не было никакой бирки. – Она с вызовом глянула на меня.

– Точно, – сказал я.

– Когда мы увидели, что внутри… Говорю тебе, такая оторопь меня взяла. Сердце чуть из груди не выпрыгнуло – думала, у меня сердечный приступ. Я так Кармеле и сказала: “Слава богу, ты на машине, если что, отвезешь меня в больницу”. – Взгляд ма ясно давал понять, что сия опасность грозила ей по моей вине, хоть она пока и не решила, в чем именно эта вина заключалась.

– Раз у нас такое приключилось, Тревор не против покормить детей, – сказала мне Кармела. – С ним как за каменной стеной.

– Мы с Кевином, как приехали, заглянули внутрь, – сказала Джеки. – Что-то трогали, не помню что…

– Порошок для дактилоскопии привез? – осведомился Шай. Вальяжно опершись на подоконник, он наблюдал за мной из-под полуприкрытых век.

– Будешь хорошим мальчиком, в следующий раз привезу. – Я достал из кармана кожанки хирургические перчатки и натянул их.

Па басовито, скрипуче рассмеялся, но смех превратился в приступ кашля, от которого заходило ходуном все его кресло.

Отвертка Шая лежала на полу рядом с чемоданом. Я опустился на колени, взял ее и поддел крышку. Двое парнишек из техотдела передо мной в долгу, а пара их коллег прекрасного пола ко мне неровно дышат, по моей просьбе любой из них сделал бы анализ-другой без шумихи, но облапанным без надобности вещдокам не обрадуется ни один криминалист.

Чемодан был набит почерневшей и наполовину расползшейся от плесени и старости одеждой. Несло тяжелым духом влажной земли – именно этот запах я уловил, когда вошел в гостиную.

Я медленно, по одной, доставал вещи и выкладывал на откинутую крышку чемодана. Одна пара мешковатых синих джинсов с клетчатыми заплатками на коленях. Один зеленый шерстяной свитер. Одна пара синих джинсов с молниями на лодыжках, Господь Всемогущий, я их узнал – когда Рози покачивала бедрами в этих обтягивающих брючках, из меня дух вышибало. Я не моргнув глазом продолжал разбирать чемодан. Одна мужская фланелевая рубашка без воротника с тонкими синими полосками на когда-то кремовой ткани. Шесть пар белых хлопковых трусов. Лохмотья удлиненной блузки в фиолетовых и синих огурцах. Когда я достал ее, из складок выпало свидетельство о рождении.

– Вот, – Джеки, перегнувшись через подлокотник дивана, напряженно смотрела на меня, – видишь? Мы сперва думали, ерунда, дети балуются или кто украденное схоронил, а может, какая бедняжка, которую муж колотит, приготовила пожитки, чтобы, набравшись смелости, сбежать, знаешь, как в журналах советуют? – Сестренка опять набирала обороты.

Роуз Бернадетт Дейли, дата рождения 30 июля 1966 года. Бумага только что в прах не распадалась.

– Ага, – сказал я. – Если это детишки постарались, то уж больно тщательно…

Одна футболка с U2, сейчас бы наверняка несколько сотен стоила, если бы не оспины гнили. Одна футболка в сине-белую полоску. Один черный мужской жилет – тогда модно было косить под Энни Холл. Один фиолетовый шерстяной свитер. Одни светло-голубые пластмассовые четки. Два белых хлопковых бюстгальтера. Один паленый плеер “Уокмен” – я на него несколько месяцев копил, а последние пару фунтов раздобыл за неделю до ее восемнадцатилетия, помогая Бикеру Мюррею толкать пиратские видюки на рынке Ивеа. Один баллончик дезодоранта. Дюжина кассет с самопальными записями, на некоторых корешках еще можно было разобрать ее округлый почерк: