Он перевёл взор на Элмерика, словно хотел убедиться, что тот точно услышал его слова.

– Мы уже не те, что прежде, – расхохоталась Бузина. – Не равняй нас ни с собой, ни с людьми, ни с другими деревьями, маленький глупый фейри. Потому что нам нет равных!

Старейшина Красных Ладошек закатил глаза. Он достал из кармана трубку и раскурил её, дожидаясь, пока утихнут отголоски смеха, а после спросил:

– Помнишь ли ты хоть что-то о тех далёких временах, когда мы вместе бегали по полю, держась за руки. Помнишь ли, как называла меня прежде?

Ответом ему был ещё один приступ безумного хриплого хохота, а Элмерик всё играл и играл на флейте, прикидывая в уме всякое.

Бузина сказала, что умирала уже дважды. Один раз её столкнул с обрыва Мэдок Задира. Но до того, как она стала приёмной дочерью Мэринэн, было что-то ещё… Откуда вообще появилась в Чернолесье милая девочка Лилс? «Наша матушка. Наша сестра. Наша плоть и кровь», кажется. так сказал этот маленький смешной фейри. Может, Лилс была одной из них? Девочкой, что должна была погибнуть, не став взрослой? Поэтому они бегали вместе в полях, держась за руки…

Если догадка была верна, то какую бы ужасающую силу не получила Бузина, она по-прежнему, как и все Красные Ладошки, должна бояться холодного железа. Жаль, что нож, всё ещё лежал у дуба! Впрочем, у Элмерика появилась надежда на спасение. Если постараться, он сможет идти и одновременно играть, а ведьма, конечно же, последует за ним. Когда они доберутся до дуба, у барда будет лишь мгновение, чтобы подобрать нож. Но этого хватит. Должно хватить.

От волнения Элмерик взял одну фальшивую ноту – и проклятая ведьма едва не вырвалась на свободу. Теперь она стояла совсем рядом, за плечом, горячо дыша ему в щеку.

– Недолго осталось, – промурлыкала Бузина. – Играй, мальчик, играй. Мы всегда любили поплясать под хорошую музыку.

Она хлопнула в ладоши и послушные её воле бузинные заросли принялись раскачиваться в такт мелодии Элмерика.

– И да, раз уж ты спросил, – ведьма обернулась к маленькому фейри. – Конечно, Лилс помнит, как тебя зовут. Но Лилс также помнит, что нельзя называть имена друзей при чужаках. Так что пускай сначала мальчик умрёт, тогда она скажет.

– Простите, что не стану дожидаться развязки, – фейри докурил, вытряхнул из трубки пепел и с невозмутимым видом спрятал её в карман. – Я ещё слишком юн для подобного рода зрелищ.

Он легонько пнул Элмерика под колено и развёл руками, будто говоря, мол, извини, но на этом всё: помог, чем мог. Элмерик убрал ногу, чтобы его маленький союзник смог забрать шапку. Фейри нахлобучил обновку, ничуть не смущаясь, что шапка великовата, цокнул языком, подмигнул и пропал.

А Элмерик осторожно сделал первый шаг по тропке, ведущей обратно к дубу. И ещё один. А потом ещё. Это было не так-то просто: идти мешали высокие травы.

– Вот мы и остались наедине, бард, – усмехнулась ведьма, дыша Элмерику в затылок. – Куда бы ты ни шёл, знай: ты не дойдёшь. Уже совсем скоро мы вырвем флейту из твоих рук и заберём твою жизнь. Но воля твоя: сражайся, пока можешь. У смелых людей, говорят, и мясо вкуснее.

Она говорила, не умолкая, запугивала Элмерика, рассказывая, что сделает с ним самим, с его друзьями, со всей деревней, а чёрные птицы, крича, летели следом. Бледная луна иногда проглядывала сквозь прорехи туч и снова пряталась, словно не хотела смотреть на творившееся внизу.

Они прошли примерно половину пути, когда Элмерик почувствовал прикосновение чего-то липкого и очень холодного к своей шее.

– Видишь, мы уже почти дотянулись, – Старуха-Бузина хихикнула. – Совсем скоро мы сможем откусить от тебя маленький кусочек.