Ее желание прекратить разговор было достаточно ясно. Вальтенберг молча поклонился, но его лицо выражало несомненное неудовольствие, когда его представляли знаменитости, а разговор с последней длился не более нескольких минут. Потом он отправился разыскивать Герсдорфа, товарища по университету.

– Ну, Эрнст, ты, кажется, начинаешь акклиматизироваться у нас? – сказал, идя ему навстречу, адвокат. – Ты довольно оживленно разговаривал с баронессой фон Тургау. Красивая девушка, не правда ли?

– Да, и с нею стоит поговорить, – ответил Вальтенберг, отводя товарища в сторону.

Тот засмеялся и сказал, понизив голос:

– Любезный комплимент остальным дамам! С ними, надо полагать, говорить не стоит?

– Нет! По крайней мере, я не в состоянии целый вечер слушать бессодержательные фразы и отвечать на них. Особенно около жениха с невестой в них так и рассыпаются. Целые потоки ничего не говорящих речей! Кажется, невеста – крайне незначительная особа и даже несколько ограниченна.

– Но ее зовут Алисой Нордгейм, что, конечно, для жениха только и было важно. Здесь немало людей, которые с удовольствием заняли бы его место, но он настолько умен, что заручился благоволением отца и, таким образом, выиграл приз.

– Значит, брак по расчету? Простой карьерист?

– Если хочешь, да, но при этом – энергичный и талантливый человек. Он уже и теперь распоряжается всеми служащими своей дороги так же деспотически, как его будущий тесть советом правления, а когда ты увидишь колоссальное сооружение, его Волькенштейнский мост, то тоже признаешь, что он обладает незаурядным талантом.

– Все равно, я ненавижу карьеризм во всех его видах, – брезгливо сказал Вальтенберг. – В незначительном человеке он еще извинителен, но этот Эльмгорст кажется человеком с характером, а продает свою свободу за деньги. Отвратительно!

– Сразу видно, что ты явился из диких стран, – сухо возразил Герсдорф. – Подобные «отвратительные» вещи ты можешь ежедневно видеть в нашем хваленом обществе и даже среди людей, вполне почтенных в остальных отношениях. Для тебя деньги, разумеется, не играют роли: ты сам располагаешь сотнями тысяч. Неужели ты никогда не бросишь свою беспорядочную бродячую жизнь и не попробуешь отдохнуть у семейного очага?

– Нет, у меня не такая натура. Моя невеста – свобода, и я останусь ей верен.

– Ну, знаешь, со временем приходишь к убеждению, что это несколько слишком холодная невеста, а если, на свое несчастье, еще влюбишься, то конец любви к свободе, и закоренелый старый холостяк без всяких угрызений совести превращается в добропорядочного супруга. В настоящее время я собираюсь проделать такое превращение.

– Весьма соболезную, – саркастически ответил Эрнст.

– Напрасно: я превосходно себя чувствую. Впрочем, я уже поведал тебе повесть моей любви и страданий. Как ты находишь будущую мадам Герсдорф?

– Прелестной, что до некоторой степени извиняет твое постыдное дезертирство. Премиленькое розовое смеющееся личико!

– Да, моя маленькая Валли – олицетворение солнечного света. Родительский барометр стоит пока на буре, но если папаша даже выведет против меня на бой всех своих предков со знаменитым дедушкой в придачу, я все же твердо решился победить, во что бы то ни стало.

– Господин Вальтенберг, позвольте просить вас вести к столу мою племянницу, – сказал в этот момент Нордгейм, проходя мимо и на минуту останавливаясь около разговаривающих.

– С удовольствием, – ответил Вальтенберг, и действительно, удовольствие так ясно выразилось на его лице, что Герсдорф не мог удержаться от насмешливой улыбки. «Пожалуй, не я один окажусь дезертиром, – подумал он, когда товарищ без всяких церемоний бросил его и поспешно устремился к Эрне фон Тургау. – Женоненавистник начинает становиться галантным».