– А зря, – наставительно произнес его собеседник, – зря не верил. Потому что это правда.

– Зачем тогда спрашиваете, если сами все знаете! – брякнул Сергей и тут же пожалел об этом, потому что теперь оба добермана рявкнули в унисон. И облизнулись, и шагнули к нему еще ближе, так что он почувствовал на себе их дыхание.

– Если бы я все знал, то и тебя бы не выкупил, – человек в кресле сверкнул глазами, хотя голос был по-прежнему спокоен. – Без тебя бы обошелся. Так что говори, говори, если жить хочешь – было у твоей жены в доме что-то от прабабки? Ну, записи какие-нибудь, фотографии, может, книги…

– Н-нет… никаких фотографий я не видел… ни фотографий, ничего другого…

– А книг ты вообще никогда не читал, – с грустью констатировал человек в кресле, – об этом и спрашивать не буду.

– У нее были сережки! – осенило вдруг Сергея. – Она говорила – старинные, с изумрудами, от прабабки достались, так и передавались от матери к дочери. Фамильная, говорила, вещь.

– Так-так… – оживился тщедушный, и даже руками чуть пошевелил, – и что сережки?

– С виду не очень ценные, изумруды маленькие, а вокруг бриллиантики крошечные совсем. И не поймешь, какой металл, не то серебро, не то еще что, пробы нет…

– Ага, и куда же они делись, эти сережки? – в словах человека в кресле Сергей уловил несомненный интерес.

– Они… их больше нет… – Сергей опустил глаза. – Когда мы разводились, еще до того…

– Так, говори толком, не мямли! – человек рявкнул не хуже своих доберманов, так что Сергей мимолетом удивился, откуда такая сила в таком тщедушном теле.

Но тут же испугался своих мыслей.

– Их забрали эти… люди Николая Николаевича, тогда, два года назад. Ну, когда приходили долг требовать.

– Так, значит, ты отдал единственную ее память от прабабки, фамильную вещь, этим отморозкам? Замечательно. И после этого он еще удивляется, что жена его выгнала. Интересный человек! Кто такие, говори быстро!

– Толик Хромой, Вася Беленький и Свищ! – торопливо отбарабанил Сергей, радуясь, что может хоть что-то вспомнить. – Только они теперь на Николая Николаевича больше не работают, там теперь Федя Паук заправляет.

– Разберемся! – посулил человек в кресле.

– А сережки Толик забрал, у него кличка Хромой, потому что фамилия Хромов, – торопился Сергей.

– С тобой пока все, – сказал хозяин оранжереи, – значит, сейчас пойдешь домой и будешь синяки на физиономии лечить. И себя в приличный вид приводить. А то если как сейчас, от тебя и шлюха вокзальная убежит, не то что женщина порядочная. А потом пойдешь к своей бывшей жене мириться. Что хочешь делай – уболтай, в постель уложи, но чтобы она тебе полностью доверяла. И рассказала о своей семье все, что знает. И что не знает тоже.

– Да как же я? Может, она меня не примет!

– А ты уж расстарайся, – жестко сказал человек в кресле, – уж найди к ней подход. Все-таки два года на ней женат был. И моли Бога, чтобы мои люди те сережки отыскали. Вот если ты серьги фамильные ей принесешь – тогда она тебя примет. А пока приведи себя в приличный вид – чтобы руки не тряслись и глаза не бегали. Да не вздумай опять играть! Я ведь все равно узнаю, и тогда не думай, что тебя просто пристрелят там или придушат. Я тебя вон этим отдам, – он кивнул в сторону доберманов, – а они – звери обученные. Знают, как человека на куски порвать, чтобы он до конца в сознании оставался.

В глазах ближайшего добермана появилось мечтательное выражение, очевидно, он кое-что понял в речи хозяина. Ну да, говорят, собаки понимают человеческую речь.

– Ну все, закончили. Пойдемте, мальчики! – тщедушный, но смертельно опасный человек развернул кресло и поехал прочь.