– Ваше сиятельство, премного благодарен вам за инструкцию. Действительно, вы все предусмотрели, исполняя волю ее императорского величества. Конечно, лучше использовать корпус для боевых действий в Померании, и прежде всего для осады и взятия на саблю Кольберга, чем по-прежнему бесплодно стоять ему на Висле, охраняя магазины. Но…
– Никаких но… Сначала давай выпьем, а потом рассуждай, сколько тебе вздумается.
Ну что оставалось удрученному генерал-поручику? Выпив, Румянцев попытался продолжать развивать свои мысли.
– Ну так вот, ваше сиятельство…
– Подожди… Дай мне сказать, раз уж ты завел этот совсем ненужный разговор. Могу тебе сообщить, что не я поручил тебе Померанскую экспедицию. Военный совет армии предложил, а всевысочайший двор утвердил, сама матушка-императрица подписала указ о твоем назначении. Ты должен оправдать сие соизволение ее императорского величества, а ты пускаешься в мальчишеские рассуждения…
– Да ведь я еще и не начинал, все не даете сказать.
– А ты послушай старика. Я желаю тебе добра, хочу, чтобы ты со временем стал на мое место.
«Нет, уж лучше я останусь на своем», – промелькнуло в сознании разгоряченного Петра Александровича.
– Ее императорское величество, зная твою ревность и усердие к службе, а в воинском деле искусство и неустрашимость, и рассуждая, что сей корпус в столь знатном числе состоять имеет, уверена, что ты вполне выполнишь свою задачу.
– Простите, ваше сиятельство, что перебиваю вас, но должен напомнить, что Померанский корпус состоит из четырех полков моей бывшей дивизии да легких полков донских казаков и грузинских гусар. С этим ли войском брать крепость?
– А за Вислой больше двадцати тысяч выздоравливающих… И что ж, легкие войска тоже необходимы, и для разведки, и для дозора… Так что ты, ваше сиятельство, с таким войском, кроме взятия Кольберга, можешь знаменитые показывать услуги и неприятелю делать сильную диверсию. Только учти, никто не простит тебе поражения, учти опыт двух прежних атак Кольберга, которые случились к бесславию оружия ее императорского величества…
Бутурлин потянулся за бутылкой, налил по бокалам и громко, с шумным вздохом удовольствия, выпил, высмотрел хороший кусок бигуса и с удовольствием стал есть. «Какое усердие в застольном искусстве», – подумал Румянцев, хмуро поглядывая на хмелеющего на глазах Бутурлина.
– Учти главное… Осада крепости не может инако предпринята быть, как по прибытии флота под Кольберг. Только после соединения с флотом ты можешь начинать активные действия в полном согласии с морским командиром. А для этого вашему сиятельству с ним нужно сношения иметь, точные известия получать, где и когда оный по выступлении своем из российских портов находиться будет, заблаговременно ведая, сколько на нем войска, артиллерии, каких калибров, сколько амуниции и припасов, також иногда и лошадей…
Румянцев пытался сосредоточиться на том, что говорит главнокомандующий, но мысли его отскакивали от этих известных даже командиру полка непременных действий. Мысли его текли совсем в другом направлении: сколько ж вот так подчиняться неучам в военном деле начальникам? Они хорошо разбираются в хитроумных придворных интригах, но стоит взяться за большое дело ведения войны, как теряются и начинают поучать, исходя из простейшего своего опыта.
– Вскоре ты с частью твоего корпуса выступишь в Померанию… И если от неприятеля супротивления не будет, то легко промаршируете прямо к Кёслину, куда прибыв и заняв как город, так и тамошние крепкие места, расположишься лагерем. Да учти, что там высокие горы, непроходимые болота могут служить натуральными укреплениями. Но этого недостаточно… Ты укрепи для предосторожности город, учреди при том форпосты, разошли разъезды, пусть доносят тебе о движении флота. А потом увидишь, как складываются обстоятельства, и к самому Кольбергу двигайся, конечно, после того, как флот приблизится… Надобно вам с вашим корпусом гаванью завладеть, дабы перевоз со флота на берег людей и артиллерии не столь труден был…