– Нет, мы не отвергаем усилия французского короля, – спокойно возразила Елизавета.

– Шведы надеются получить от благодарности вашего величества то, что прежде думали получить только силою оружия, – вновь заговорил ободренный Шетарди. – Граф Левенгаупт готовится к новой кампании, если, по несчастью, война продолжится. В прошлом году, как только сменилась в России государственная власть, я тотчас же написал об этом графу Левенгаупту, который в надежде на скорый мир прекратил военные действия, как вы помните.

– Просто началась зима, а зимой никто не воюет, маркиз, – сказал фельдмаршал Ласси, командовавший войсками против Левенгаупта.

– Зима зимой, но шведы были готовы продолжать действия, а они решили их прекратить вследствие моего письма.

– Ну, маркиз, это уж ваши дела, мы в них не вмешиваемся, – сказал Бестужев-Рюмин.

– Так я продолжаю, господа… И вот французский король находится в большом затруднении: с одной стороны, по личной склонности он желает быть полезным ее императорскому величеству, содействовать ее славе и благополучию ее царствования; а с другой стороны, он связан со Швециею, самою старинною союзницею Франции, и если покинет ее, то изменит самым формальным своим обязательствам. Кажется, Швеция никогда не согласится на безвыгодный для себя мир. Король французский может умерить шведские претензии; но, как он надеется также, и ваше императорское величество поймет, что надобно чем-нибудь пожертвовать, если хотите привести дело к скорому примирению.

Шетарди умолк и с достоинством сел. Положил руки на стол, но, заметив, что они дрожали от испытанного гнева и волнения, спрятал их под стол; его дрожащие руки заметили и русские участники конференции.

– Господа! Прошу высказаться каждого по этому случаю. – Елизавета знала заранее, что каждый скажет, но, тем не менее, ей нужно было показать маркизу Шетарди, какие мысли и чувства испытывают ее помощники в проведении политики международных отношений…

– Мы не можем вести переговоры со шведами на других условиях, кроме условий заключенного между нами Ништадтского мира. Если шведы недовольны этими условиями, значит, надобно вести войну. – Бестужев говорил твердо и спокойно, как человек, колебания которого совсем недавно как будто и не раздирали душу. – Вот чего каждый из нас должен требовать для славы государыни и народа. И мы будем вести войну… Однако думаю, что, не прибегая к такой крайности, мы можем доставить обеспечение Швеции и даже быть полезными в ее видах. Не нам одним она уступала земли и не выгоднее ли будет для нее возвратить уступленное другим?

– Не намекаете ли вы, граф, на Бремен и Верден, не хотите ли их возвратить шведам? – Шетарди был очень доволен своей шуткой: маркиз был твердо уверен, что если уж что попадало во владение Франции, то уж так и остается навечно.

– Нет, маркиз, я ни на что не намекаю. Я просто уверен, что можно всегда сговориться. Мы искренно желаем Швеции добра, желаем приобрести ее дружбу. Если французский король водворит спокойствие на севере, войдет с нами в тесный союз, заведет прямую торговлю и упрочит все это кровными связями, то, располагая Россиею и Швециею, он будет в состоянии дать европейским делам какое ему угодно направление. Помогите искренним намерениям, и не будем упускать времени, чтоб прекратить напряженное положение. Ясно одно, что Россия не согласится ни на малейшее нарушение Ништадтского мира.

Генерал-прокурор сената Никита Юрьевич Трубецкой, фельдмаршал Ласси поддержали вице-канцлера, высказавшись в том же духе: никаких территориальных уступок шведам…