И в ту же секунду из замутненного холма выбросило плотный упругий жгут не то воды, не то дыма. Этот жгут уперся в правое плечо заваливающегося набок механика, и Шторм почувствовал легкий, странно успокаивающий холод. Ему вдруг все стало совершенно безразлично, как бывало безразлично в детстве в кабинете директора школы, когда он получал очередной нагоняй за очередную шалость.

И тут он сделал то, что ему всегда хотелось сделать в детстве, – он смачно плюнул во все выше поднимающийся белесоватый холм, и его плевок беззвучно канул в чуть замутненной не то воде, не то дыме...

Спустя десять минут каменная колонна, украшавшая главный пролет цеха металлообработки, полностью исчезла. Вместо нее в пролете высилась прозрачная, чуть подкрашенная белым капля, внутри которой можно было ясно различить неподвижное, с запрокинутой вверх головой тело механика-энергетика станции Тритон Петера Шторма. Тело было голым, и у него отсутствовали ноги до колен... Они как будто растворились в поглотившей его капле, равно как и бывшая на теле одежда.

Центр оперативного управления станцией во время атаки метеоритов практически не пострадал. Углубленный в скальное тело Тритона на двенадцать метров, он не боялся такого рода ударов, и только установленная в нем автоматика лихорадочно регистрировала все происходящее в других помещениях главного комплекса, выводя данные на монитор начальника станции:

Строчки продолжали выпрыгивать на мерцающее окно монитора, но ни начальник станции, профессор Борвин, ни находившиеся вместе с ним в центре старший лейтенант Бауэр и лейтенант Шлигель уже не обращали на них внимания. И так было ясно, что удар неизвестно откуда взявшегося метеоритного роя – очень странного роя – стал для станции гибельным!

Профессор сидел в своем кресле, ссутулившись и опустив голову, руки его безвольно лежали на столе, а глаза были закрыты. Возможно, он о чем-то думал, но не торопился поделиться своими размышлениями с двумя находившимися рядом офицерами. Лейтенант Шлигель, несмотря на сообщение о невосстановимом повреждении всего вооружения станции, продолжал попытки активировать автоматику эмиссионного излучателя, а старший лейтенант Бауэр выяснял, кто из состава станции жив, где именно находится и в каком состоянии.

Все работники станции имели в своем теле вживленные чипы, обеспечивающие, в теории, подробную информацию не только о месте нахождения каждого, но и о его физическом состоянии. Однако на этот раз у начальника службы связи станции возникли затруднения с определением не только физического состояния людей, но и их местонахождения.

Наконец Бауэр развернулся вместе с креслом и с отчаянием в голосе воскликнул:

– Я ничего не понимаю!!!

Этот возглас словно бы вывел профессора Борвина из его глубоких раздумий. Подняв голову, но, не поворачиваясь в сторону своего собеседника, он переспросил: