– Да всё то же! По лагерям мордовали меня. А душу будто из тебя вынули!

С усилием освободилась. Выскочила в коридор.

– Видеть тебя, такого, не желаю! – донеслось оттуда.

Понизов тяжко осел в служебное кресло. Достал наощупь валокордин, накапал, выпил, боясь разлить. Отдышался и – потянул к себе дело Константина Пятса.

Начиная с 1940 года я содержусь без распоряжения суда и без каких-либо обвинений в заключении в России, …где я как президент Эстонской Республики всячески подвергаюсь унижениям и где моя жизнь находится под угрозой. Из-за преклонного возраста и неописуемо тяжелых условий жизни мое здоровье здесь сильно ухудшилось. Трудно описать всё то грубое насилие, которое применяли здесь в отношении меня: у меня отобрали мое личное имущество, мне запретили использовать собственное имя. Здесь я всего лишь № 12, мне даже не разрешают переписываться с семьей и получать от нее какую-либо помощь. Пища здесь плохая, я ослабел, ухудшились слух и зрение… Родившись свободным, я хотел бы и умереть на свободе…»

К. Пятс. Подпись. Отпечаток пальца. Из обращения, написанного в заключении

Нянечка Елена Ивановна Бабанова, попросту – тетя Лена, полненькая, аккуратная и, несмотря на свои пятьдесят, шустрая и энергичная, открыла дверь палаты, сложила на свободную койку постельное белье, линялое, стиранное-перестиранное.

– Доброе утро, – произнесла она ласково.

Палату на шесть коек накануне перераспределили, так что навстречу медсестре поднялся единственный обитатель: костлявый длиннющий парень 27 лет с буйными жесткими вихрами. Даже коротко остриженные, они походили на подровненные секатором заросли кипариса. Вопросительно кивнул на белье.

– Новый сосед тебе, Князюшка, – Елена Ивановна принялась ловко заправлять койку. – Ты ж не думал в одиночестве досидеть?.. Говорят, резидент какой-то, – сообщила она доверительно. – Не, путаю. Бери выше, – президент!

Новость пациента по кличке Князь не обрадовала.

– Не буйный хоть? – буркнул он.

– А хотя б и буйный.

Елена Ивановна, довольная розыгрышем, тонко засмеялась.

– А ничего, не боись! Этот буйный, если бузить начнет, сам же первый и рассыплется в лапшу. Да щас увидишь.

Она «взбодрила» тощую подушку и вышла, лукаво улыбаясь. Нимало не успокоенный, Князь вперился в оставшуюся приоткрытой дверь.

Послышалось неровное постукивание клюки. В палату, наваливаясь на нянечку, вошел старик в обвисшей, не по размеру пижаме. Поддерживаемый заботливой Еленой Ивановной, опустился на приготовленную койку.

– Располагайся до утра, – предложила тетя Лена. – А там доктор придет, назначит, чего надо. А если что срочно, вот сосед. Он тут старожил, заместо старосты. Всё знает – поможет. Ну, знакомьтесь, стало быть, мальчики.

Нянечка вышла. Старик отдышался.

– Номер 12, – представился он.

– А меня можете без церемоний – Князем, – снисходительно разрешил Князь. – Нынче мы, дворяне, без затей, запросто.

Мальчишеская надменность соседа старика позабавила.

– И из каких же вы князей, позвольте спросить: испанских, австрийских? Может, князь Монако?

– Из русских, – Князь насупился. – Просто русский князь.

– Просто князей не бывает, – не поверил старик. – Наверное, с этим сюда попали? А фамилия, случаем, не Князев?

Князь раздраженно повел худым плечом.

– Так вот, чтоб вы не задавались: князья и графы – это Мещерские, Ростовы. А Князевы да Графские – потомки их бывшей прислуги, – назидательно произнес старик. – Потому мой совет: выбросьте эту дворянскую блажь из головы.

– Ну, не всем же президентами, – огрызнулся Князь, беспокойно приглядываясь к своенравному новичку. Старик-то старик. Но впадет в буйство, – откуда силы берутся? Не унять. Конечно, настоящего буйного сюда бы не поместили, но бывают тихушники – с приступами. За долгие годы на всяких насмотрелся.