– Уже не сбегу, ты сломал мое оружие массового поражения.

– Твоя дощечка не стоила таких жертв.

– Я имела в виду телефон.

– Я куплю тебе новый.

– Как тебя зовут?

Он усмехнулся. Чему? Я всего лишь спросила имя. Мне было бы интересно узнать, за кого я выхожу замуж.

– Спишу это на шок. У тебя есть десять минут, чтобы прийти в себя и вспомнить, с кем ты свяжешь себя узами брака.

Или меня свяжут…

Он называл свое имя, точно! Но я… не помнила. Перед глазами стоял перепуганные мамин взгляд, в ушах звенели крики папы. В голове промелькнула только фамилия клана. Гальятти. Я стану женой Гальятти, самого опасного дона мафии в Италии.

– Приехали, босс.

Мужчина вышел из машины, обошел ее и открыл передо мной дверь.

– Выходи.

– Ты не ответил на вопрос.

– Марко Антонио Гальятии. Запомни, бамбино. А теперь вылезай, пока не вытащил.

Мое тело все еще помнило его жесткую хватку на талии, я решила не рисковать и не злить дона мафии. По крайней мере, не сейчас.

– Можно просьбу? – осмелилась я, выйдя из машины. – Не называй меня бамбино.

Насмешка молнией пролетела над моей головой. Никакой реакции более не последовало, но она и не была мне нужна – моим вниманием завладело поместье в стиле рококо. Огромное, массивное, словно я попала в Германию восемнадцатого века. Здесь было бы здорово снять комедию в историческом стиле, папа бы оценилно… эти мечты неосуществимы.

Папа…

Прости, что нагрубила тебе…

– Правое крыло в твоём полном распоряжении, – начал он, когда мы вошли в современно обставленный холл. – На заднем дворе сад и небольшой пруд. Разрешаю иногда прогуливаться, но не в дни собрания семьи. В левое крыло категорически запрещено заходить.

Интересно, если зайду и найду красную розу в колбе, он запугает меня до смерти? Мадонна, как в моей голове в принципе появлялись такие мысли? Особенно после того, как мои родители умерли?

– Завтра будет собрание семьи. Тебя не должно быть видно и слышно, пока я не объявлю о помолвке. Ты не должна выходить из своего крыла, пока я завтракаю, обедаю и ужинаю, не должна появляться при моих капо, при консильери.

– А пешки?

– Не перебивай меня, Виктория. Научись вовремя закрывать рот.

Я бы научилась, если бы нервная система не подвела меня, а моих родителей не перестреляли.

Мы поднялись на второй этаж и прошли в конец темного коридора, окутанного мраком и людскими пороками. Он открыл дверь в огромную комнату размером с наш дом, с белой кроватью посередине.

– Твоя комната. Напротив ванная и гардеробная. Ее будут убирать каждые два дня, просьба держать ее в чистоте.

Куда уже чище? Здесь все белое, даже шторы на террасе, а их сложно заляпать. Мама часто ругалась на темные шторы, которые однажды купил папа. Ей не нравился черный, вечно пыльный и мрачный, как душа этого человека…

– Все время ты будешь находиться в особняке, пока я тебя не вызову, – его голос прорвался сквозь мои воспоминания о родителях. – Спускаешься на завтрак, обед и ужин по расписанию, остальное время в твоем распоряжении. Будь всегда готова к любому деловому ужину и встречами с партнерами.

Партнерами? Это он называет донов других семей? Или поставщиков оружия из южной америки? Или из России? Или откуда они там поставляются?

– За что их убили? – мой тихий отчаянный вопрос звучал громче крика чаек у морских волн.

– Не догадываешься?

Догадываюсь… но не хочу верить.

– Ты смышленая девочка, Виктория Конте. Надеюсь, поумнее своего отца.

– Ты ничего не знаешь о нашей семье.

– Я знаю все о тебе, мне этого достаточно.

– Когда ты узнал? – я резко развернулась, столкнувшись с непроницаемостью на идеальном мужском лице. – За двадцать минут в машине? Между планированием убийства отца? Или когда перерезал кишки этим… Как их там? Банелло?