Илья взвыл, да ничего поделать не мог. Андрей смеялся. Ругались Петр и Рыжий, пытался успокоить всех Макар…

…Алексей пришел в себя на полу. Отец и брат нависли над ним, держали за руки. Плакала мать. Белая от страха и жалости, вжалась спиной в стену Марьяна. Сестра плеснула воды в лицо – и та, рыжая от крови из разбитого лба, потекла за шиворот.

Отец запретил женщинам расспрашивать парня. Алексей забился в угол в сарае, вдыхал запах скотины и железа, прижимался к теплому боку Тишки. Он не хотел плакать, да злые слезы текли из глаз сами, по-бабьи. Голоса в голове пристыженно умолкли.

Не будет свадьбы осенью, не будет прежней жизни. Закончилась. Не по его вине, не по его желанию. Незнакомцы в золотых замках решили начать войну, изувечили природу, людей, Великий Лес, уничтожили мавок и жизнь кузнеца Алексея Корака. Да разве есть у него силы спросить с них? А смелость?

Он снял ремень, сжал в руках. Деревянный лежень, что делил крышу сарая надвое, светлел над головой: «Подходи, парень! Выдержу!»

Алексей бросил ремень в солому, опустился на пол.

Он уже пытался. Дважды со дня окончания службы прилаживал веревку на шее, да так и не решился. Трусил.

Корак зажмурился, сжал зубы и тихо завыл.

«Глупо, парень, – сказал Илья. – Хоть вой, хоть плачь, а никуда мы не денемся. Ты же знаешь».

«Не жизнь, а задница, – согласился Петр. – Да другой не дают».

Мавка молчала. Виновница всего случившегося затаилась. За все время она ни разу не говорила с ним, да только Алексея не обмануть. Он по-звериному чуял ее в себе. Чужачку.

– Исправь все! Верни назад! – закричал Корак.

Животные в сарае испугались. Замычала корова. Нервно заплясал теленок, прижался к матери. Лишь Тишка стоял неподвижно.

– Верни назад, проклятая, верни!!!

Но мавка не отвечала.

Праздничный ужин не удался. Пришли соседи, будущие сваты, староста. Мать с сестрой хлопотали у стола, отец мрачно переглядывался со старшим братом. Алексей к ним не вышел. Он сидел в углу сарая, опустив голову на руки.

Марьяна сама пошла за ним. Замерла у входа, боясь войти.

– Алешенька!

Он не ответил.

– Душа моя, сердце мое, не молчи! Чего бы ни приключилось, мы все переживем!

Она вошла в сарай, хотела подойти, но Тишка фыркнул, выпустил облако пара, и девушка, вскрикнув, отпрянула. Тут же устыдилась своего страха, хотела подойти, да Корак не дал.

– Уходи! – приказал он.

– Алешенька!

– Слово свое назад беру. Найди себе жениха покраше.

– Что ты говоришь такое? Я тебя сколько ждала, а теперь брошу?

– Не ты меня бросаешь, а я тебя, – жестоко ответил он.

Невеста еще мгновение постояла в дверях и, в отчаянии всплеснув руками, ушла.

«Дурак ты», – сказал Петр.

«И то верно, – согласился Андрей. – Нам пожалел бабу показать, так и себя радости лишил».

Не радости. Сердца он себя лишил.

В груди было пусто и тихо.

Когда гости разошлись, Алексей вернулся в дом.

На улице стемнело. Слабо освещала комнату единственная свеча. Отец сидел за столом, рассматривая руки. Раньше он курил, да табак кончился несколько недель назад. Алексей тяжело опустился на лавку напротив, и отец, не спрашивая, налил ему в стакан вина.

– Ну, как вы тут? – тихо спросил Алексей.

Отец пожевал губами, помедлил. Говорить он не хотел, да и Алексей не предполагал ответ. Спросил лишь потому, что от него ждали вопроса.

– Помаленьку… Скотина жива, слава богам. Сена много заготовили прошлым летом, есть еще на недельку. Как думаешь, сойдет снег?

– А что чародей наш говорит? – ушел от ответа Алексей.

– Митька? – Отец усмехнулся. – Уехал в город к столичным магам за советом. Уже месяц, как нет вестей. Сбежал, сучий хвост.