Он взял меня за подбородок и развернул лицом к себе.

— Ты даже посмотреть на меня не можешь.

— Я ведь пришла, чтобы любоваться рассветом, — улыбнулась натянуто.

— Не прикидывайся дурой, Илиана.

— Ты тоже, Ираклий. Не делай вид, что между нами ничего не произошло.

— Это я делаю вид, что ничего не произошло? — посмотрел шокировано. — Я, кажется, чётко дал понять, то, что произошло в студии — это не секундное помутнение рассудка.

— Я не хочу.

— Чего ты не хочешь?

— Вот этого всего не хочу, — я сдалась и решила поговорить откровенно. — Не хочу портить нашу дружбу этим, — сказала брезгливо и запнулась, не найдя подходящего слова.

— Я тебе не нравлюсь?

— Как ты можешь мне не нравиться, если я с тобой дружу? — искренне не поняла его вопроса.

— Я имею ввиду другую симпатию, — уточнил он.

Я смутилась и не смогла ответить ему. Не хотела врать, но и признаваться в симпатии было для меня неприемлемо. Это как признать своё поражение. Я тогда ещё не умела это делать.

— Тогда, о какой дружбе идёт речь? — будто прочитав мои мысли, продолжил он. — Ты не была против того, что было между нами тем вечером. Что стало сейчас?

— Я включила голову, Ираклий. Я бы не хотела терять нашу дружбу из-за нескольких месяцев отношений.

— Почему ты ставишь срок отношениям, в которых ещё не была? — раздраженно спросил он.

— Потому что у всего есть срок. И самый быстро портящийся товар — это чувства и взаимоотношения.

— Получается, у дружбы тоже есть конец?

— Да, — с некой досадой ответила я.

— Мне жаль, что жизненные обстоятельства научили тебя этому.

— Жизнь всех учит именно этому. Просто кто-то не хочет учиться, — сказала я голосом победителя в этом споре.

Глупая девочка ещё не знала, что у подлинных чувств срок годности — вечность. И у любви, и у дружбы, и у страсти; да у всего. Если это то, что оказалось в сердце — это навсегда.

Ираклий встал с места.

— Поеду к Тамаре, — сказал, отряхнувшись. — Оставлю тебя наедине с собой.

И не дав возможности что-либо ответить, развернулся и ушёл.

На душе у меня скребли кошки. От чего-то сильно хотелось плакать. Не было радости от победы в этом разговоре.

Я пролежала в поле ещё около часа. Пыталась насладиться рассветом и новой книгой, взятой в библиотеке. Но волнение в груди не давало мне расслабиться и успокоиться. Я хотела пойти к Ираклию и убедиться, что всё между нами хорошо, несмотря на наш разговор.

Вернулась домой и застала его во дворе за столом. Он изучал какие-то документы.

— Ты вернулась, дорогая? — радостно произнесла бабушка, выйдя на крыльцо с тарелкой пирожных. — Сейчас заварю тебе чай.

Ираклий посмотрел на меня исподлобья, но быстро вернул взгляд на бумаги. Внутри всё сжалось сильнее.

— А что тут делает твой внук? — отшутилась я.

— Помогает разобраться со счетами. Раньше всем этим занимался твой дедушка.

— Спасибо тебе, — обратилась к парню и села рядом с ним. — Не хочешь выпить чай?

— Мы уже выпили, — бросил мне в ответ.

— А со мной за компанию? — улыбнулась, посмотрев на него с надеждой во взгляде.

Я не хотела находиться с ним в плохих отношениях, как и не хотела этой неопределенности между нами. Это грызло меня изнутри.

— Если только за компанию, — ответил он, не поднимая глаз.

Бабушка вошла в дом и вернулась через несколько минут с чайником и двумя кружками.

— Вы не обидитесь, если я пойду на завтрак к тёте Свете? — спросила она у нас. — К ней приехали гости, и они пригласили меня к себе.

— Если тётя Света испекла свой фирменный медовик, то без его кусочка не возвращайся, — широко улыбнулся Ираклий.