– И что вы на это скажете?..

– Ничего не скажу.

– Значит, самоустраняетесь, – тут же резюмировала Клавдия Петровна. – Значит, пусть ваша родная внучка черт-те с кем и черт-те где шляется, да?

– Ма, так ведь с Лидкой... И с Ваней... И мы просто рассвет хотим на Иволге встретить!

Клавдия Петровна замолчала, задумавшись о чем-то.

– Хорошо. В самом деле, что тут такого... – вдруг произнесла она. – Я тебя разбужу. Господи, Валечка, это так романтично! Ах, где мои шестнадцать лет... Папа, вы когда-нибудь встречали рассвет?

– Да, – коротко отозвался Арсений Петрович.

– И?..

– И.

Продолжения не было.

– Вот бесчувственное существо! – прошептала Клавдия Петровна, возводя очи горе. – Ему хоть рассвет, хоть закат, хоть соловьиные трели... Ничего не замечает, кроме своей газеты!

«Наверное, проще совсем не засыпать, – подумала Валя вечером, ворочаясь в своей кровати. – Через четыре часа уже вставать! Да и не спится как-то... Наверное, у меня тоже бессонница. Бессонница – это болезнь. Как наказание. Я слишком люблю его, Ваню. Интересно, Лидка чувствует то же самое? Она говорит, что жить не может без своего Ильи... А я? Я могу жить без Вани? Нет, наверное, все-таки могу... Только это будет совсем грустная жизнь – как одна из тех историй, от которых Лидка начинает реветь. Я вот что загадаю – если мы с Ваней вместе встретим рассвет, то потом уже всю жизнь будем вместе...»

Она ворочалась с боку на бок и не заметила, как уснула. Обрывки цветных видений, словно осколки мозаики, вертелись у нее перед глазами, и все-все – каждый осколок, каждый эпизод прожитого дня – было связано с ним, с мыслями о нем, все складывалось в один узор, везде угадывалось его, Ивана, лицо.

Валя открыла глаза – вокруг была темнота. Впрочем, уже не ночная – Валя вдруг уловила какие-то светло-серые, прозрачные оттенки в воздухе. «Наверное, такие бывают только в предутренние часы», – подумала она и посмотрела на часы. Они показывали пять минут четвертого.

Клавдия Петровна сладко спала в соседней комнате, когда туда заглянула Валя, – она улыбалась во сне безмятежно и спокойно и ничуть не напоминала человека, который мучается несовершенством жизни. «Дрыхнет! – мстительно подумала Валя. – А ведь обещала разбудить меня! Даже похрапывает как ни в чем не бывало... Никому нельзя доверять!»

Она умылась холодной водой, кое-как причесалась – волосы путались, не желая подчиняться расческе, руки с трудом тянулись вверх – их сковывала ленивая, тяжелая дрема, которая никак не желала покидать Валю. Она натянула на себя джинсы, майку, влезла в любимые розовые тапочки и, пошатываясь, побрела к Лидиному дому.

Там, в соседском саду, тоже бродили среди кустов серые тени, утренний туман плыл над землей. Лиды не было.

Валя подошла к двери, прислушалась – внутри, было тихо. Валя указательным пальцем осторожно постучалась. Никакого ответа.

«И Лидка все продрыхла! – с досадой подумала Валя. – Тоже мне, лучшая подруга...»

Внезапно дверь распахнулась, и на пороге показалась Анна Михайловна, мама Лиды, в байковой ночной рубашке до полу. Волосы у нее торчали в разные стороны, отчего она сильно напоминала рисунок Медузы горгоны из книжки «Легенды и мифы Древней Греции».

– Господи, Валечка! – хриплым сонным голосом воскликнула Анна Михайловна. – Это ты! А я слышу – будто кто-то скребется...

– Доброе утро. А Лида где?

– Спит, конечно, – с изумлением ответила Анна Михайловна. – А тебе чего?

– Мы же с ней договорились! – с отчаянием прошептала Валя. – Она вас не предупредила? Мы с ней рассвет договорились на Иволге встречать!