– Да, я вошёл сюда вместе с Марго, – Жан показал рукой на пышногрудую мадам.
– Какое несчастье! Не плачь, родная! Твоя мама вчера ходила в церковь на причастие. Она очистилась, теперь её душу оберегают ангелы, – обратилась Марго к девочке. – Катрин всегда была такой набожной… В монастырь собиралась… Вы не позволите мне проводить девочку домой? Для неё это такое испытание…
– Жанчик, помоги Марго, – сказал мастер Томас. – А мы тем временем спокойно поговорим с господином Дидро.
По моему мнению, без жизни и без чувствительных нервов нельзя ничего объяснить. Вот и на этот раз, оставшись с мужем покойницы и мастером Томасом, я почувствовал такое напряжение нервов, что интуиция подсказывала: скоро тайна смерти художницы найдёт своё объяснение.
Целую перстень, который вы когда-то носили.
Отец семейства
– Что вы обо всём этом думаете, Томас? – спросил я мастера. – Какова причина смерти вашей подопечной?
– Не хочу показаться слишком прямолинейным, но для меня очевидно, что Катрин отравили. Или она сама отравилась красками.
– Это вы её отравили! – уверенно произнёс мой бретонец, муж покойной.
– Простите, что вы сказали? – рассеянно спросил мастер.
– Я сказал, что вы её отравили! Катрин уже полгода остаётся ночевать в мануфактуре, хотя женщин после того случая здесь вообще не должно быть.
– Николя, мы ведь с вами уже обсуждали этот предмет… – вздохнул мастер. – В каждом правиле существуют исключения. К тому же у вашей супруги были такие золотые ручки!
Когда в живой молекуле остаётся только чувствительность, она реагирует на всё слепо и безумно. От этих слов Николя вспыхнул. Казалось, переживаемые им в этот момент страсти сделали его выше. Мастер, наоборот, скуксился и явно приготовился ретироваться.
– Господа, мы не дикари! В нашей стране, слава богу, смертная казнь уже давно проводится только по судебному приговору. Николя, объяснитесь! – я как можно убедительнее занял позицию между этими гусями и обратился в слух.
– Извольте… Мастеру Томасу захотелось омолодиться на старости лет. Он окружает себя в мастерской нашими жёнами, а потом они пропадают… Катрин каждый день дома ревела. Лучше бы я в своё время остался работать в шахтах, чем такое унижение…
– Тому случаю уже более десяти лет, господин Дидро! Ещё в Винсенне в мануфактуре без вести пропала одна талантливая художница. Сколько её ни искали, так и не нашли…
– Один раз? А как же художница Василёк? – продолжал давить Николя.
– Там совершенно другая история. Скорее всего, Василёк просто сбежала…
– А как же Белый призрак? – не унимался бретонец, уже совершенно напоминавший мне Давида, восставшего против Голиафа. – У вас и без парика уже давно седые волосы, Томас!
– Да как вы смеете обращаться ко мне в таком тоне? – не выдержал старик.
Я снова вынужден был вмешаться.
– Николя, ваша супруга делила с вами ложе в течение этих шести месяцев?
Мой бретонец так удивился, что сначала ничего не мог из себя выдавить, кроме булькающих звуков. От меня почему-то всегда ожидают светских речей, в то время как я не люблю притворства. Вы знаете, насколько я ценю искренность и прямоту. Николя поник, словно мой вопрос его сломал. В эту минуту мне привиделся ваш милый образ, Анжелика… А глаза Николя были устремлены на мёртвое тело Катрин, будто в поисках того, чего уже более нет. Мы оба страдали, но он заслужил большего сожаления, чем я.
– Томас, Николя ревновал вас к Катрин… Обоснована ли его обида, дорогой мастер?
– Это вздор! Если бы не мой возраст, возможно, у тебя, Николя, и были бы мотивы меня обвинять, но Катрин годилась мне в дочери. Подумай сам! Я ценил её как художницу, а не как объект вожделения… А ты безумец! Из ревности отравил жену… Какое мещанство!