Свита наследника с беспокойством ожидала решения.

Рамсес обратился к Херихору:

– Что ты об этом думаешь, святой отец?

– Взгляни на офицеров, – ответил жрец, – и ты поймешь, что надо идти ущельем.

Но тут выступил вперед предводитель греков, генерал Патрокл.

– Если сын царя разрешит, – сказал он наследнику, – мой полк пойдет и дальше по тракту. Наши солдаты не боятся скарабеев.

– Ваши солдаты не боятся даже царских гробниц, – ответил министр. – Однако там, должно быть, не безопасно, ибо ни один из них оттуда не вернулся.

Грек смущенно отступил назад и затерялся в свите.

– Согласись, святой отец, – проговорил шепотом, еле сдерживая свое возмущение, наследник, – что такое препятствие не остановило бы в пути даже осла.

– Но осел никогда не будет фараоном, – спокойно ответил министр.

– В таком случае ты, министр, сам поведешь колонну через ущелье! – воскликнул Рамсес. – Я не сведущ в жреческой стратегии. К тому же мне надо отдохнуть. Пойдем! – обратился он к Тутмосу и повернул к лысым холмам.

Досточтимый Херихор тотчас же поручил своему адъютанту, несшему секиру, принять командование сторожевым отрядом вместо Эннаны. Затем приказал, чтобы тяжелые орудия для метания камней свернули с тракта по направлению к ущелью и чтобы греческие солдаты помогали их передвижению в трудных местах. Колесницы же и носилки офицеров свиты должны были тронуться последними.

Пока Херихор отдавал приказы, адъютант, державший опахало, подошел к писцу Пентуэру и сказал шепотом:

– Теперь уже, видно, никогда нельзя будет ездить этим трактом!..

– Почему?… – возразил молодой жрец. – Но сейчас, когда два священных жука пересекли нам дорогу, не следует идти по ней дальше. Может произойти несчастье.

– Оно и так уже произошло! Ты видел, что царевич Рамсес разгневался на министра? А наш господин не из тех, кто забывает…

– Не царевич рассердился на нашего господина, а наш господин на царевича и дал ему это понять, – ответил Пентуэр. – И хорошо сделал. А то молодому наследнику уже кажется, что он будет вторым Менесом.

– Уж не самим ли Рамсесом Великим?… – вставил адъютант.

– Рамсес Великий повиновался богам, и за это во всех храмах ему посвящены хвалебные надписи. Менес же, первый царь Египта, ниспроверг старые порядки и лишь отеческой кротости жрецов обязан он тем, что его имя не предано забвению… Хотя я не дал бы и одного медного дебена за то, что мумия Менеса еще существует.

– Дорогой Пентуэр, – сказал адъютант, – ты человек умный и понимаешь, что нам все равно – десять господ у нас или одиннадцать…

– Но народу не все равно, должен ли он каждый год добывать одну гору золота – для жрецов или две горы – для жрецов и для фараона, – возразил Пентуэр, сверкнув глазами.

– У тебя опасные мысли в голове, – проговорил шепотом адъютант.

– А сколько раз ты сам возмущался роскошью двора фараона и номархов?…

– Тише… тише!.. Мы еще поговорим об этом, только не сейчас.

Несмотря на песок, тяжелые орудия, к которым припрягли по лишней паре быков, катились быстрее по пустынному ущелью, чем по тракту. Рядом с первым орудием шел Эннана, озабоченный мыслью о том, почему министр снял его с командования сторожевым отрядом. Уж не хочет ли он дать ему какое-нибудь более высокое назначение?

И в радостном ожидании, а может быть, чтобы заглушить тревожившие его опасения, он взял в руки шест и, где попадался более глубокий песок, подпирал баллисту или криком подгонял греков. Те, однако, мало обращали на него внимания.

Уже добрых полчаса колонна подвигалась по извилистому ущелью с голыми отвесными стенами. Вдруг головной отряд остановился. В этом месте ущелье пересекалось другим, по дну которого проходил довольно широкий канал.