Я, ещё не понимая, что такого ценного он мог взять из Силома, поторопил его.

– Мой царь, я допросил пленных, чтобы узнать, что для них самое ценное в городе, – он сделал театральную паузу, – и выбрал шатёр и сундук. Иевусеи, конечно, удивились моему выбору, но препятствовать не стали, поскольку эти вещи не представляли для них большой ценности. Взяв у них повозки, я пообещал позже привести обещанную плату за помощь и доставить как можно быстрее эти две ценности иудеев моему царю, чтобы твоё величество имел преимущество на переговорах.

– Палатка и сундук. – В голове крутились мысли, но я не особо помнил о таких ценностях.

– Иудеи называют их скиния и Ковчег Завета, – помог мне Менхеперресенеб.

Услышал общеизвестные названия, и у меня отпала челюсть.

– Ты серьёзно? – Я ошарашенно посмотрел на Менхеперресенеба, и тот с гордостью кивнул.

Я повернулся к Хопи.

– Ты откуда знаешь об их важности, что решил меня разбудить?

– Заняться мне в последнее время было особо нечем, мой царь, – развёл он руками, – я много допрашивал пленных иудеев.

– Покажите мне их, – сказал я, Менхеперресенеб приказал своим всадникам, и уже вскоре подогнали несколько повозок, в которых находился старый разборный шатёр, за которым явно бережно ухаживали. Он даже в сложенном виде занимал весьма много места, а в одной из последних, укрытый кожами, находился блистающий золотом сундук с боковыми палками для носки, которые были обрублены явно для того, чтобы он уместился в одной повозке.

– Палки были слишком длинными, мой царь, – подтвердил мои мысли Менхеперресенеб, – я решил их отрубить.

– Хопи, приведи мне иудейку, – приказал я, – раз уж всё равно ты тут такой прыткий. Только надень на неё моё что-нибудь, чтобы не замёрзла.

Центурион склонил голову и быстро ушёл, а я вернулся к Менхеперресенебу, который довольно улыбался.

– Если это и правда то, что ты привёз, – я покачал головой, – ты выиграл нам если не всю войну, то большое сражение точно.

Он удивился и недоверчиво покачал головой.

– Поверь мне. – Я был убеждён в том, что иудеи за свои ценности готовы будут отдать хоть что.

– Если это так, мой царь, я буду только рад, что смог послужить твоему величеству, – скромно ответил Менхеперресенеб.

– Я не буду говорить про награду, посмотрим, чем закончится наш поход, – я пристально посмотрел ему в глаза, – но ты знаешь меня.

Менхеперресенеб посерьёзнел и поклонился.

– Конечно, мой царь, как никто другой, – ответил он.

Раздался рядом шум, и мы, повернув головы, увидели, как Хопи тащит за собой иудейку, которая пыхтит и сопротивляется, но ничего не может поделать против огромной мужской силы.

– Посмотри и скажи, что это! – Я ткнул пальцем в повозки, когда Ада оказалась рядом с нами.

Девушка перевела взгляд туда, куда я показывал, открыла рот, затем её колени подломились, и она обмякла в руках Хопи. Только то, что он её удержал, позволило ей не упасть на землю.

– Конечно, можно и это засчитать за ответ, – хмыкнул я, – но лучше услышать слова из её рта. Приведите иудейку в чувство.

На девушку вылили ведро холодной воды, она с трудом пришла в себя, сначала не понимала, почему вокруг неё склонилось столько мужских лиц, затем вспомнила и, перевернувшись, упала на колени, только не передо мной, а перед повозками. Я окончательно перестал понимать, что происходит.

– Ты вроде верховная жрица богини Ашер, – напомнил я ей.

Девушка что-то долго бормотала на своём языке, затем повернулась и заняла такую же позу в мою сторону.

– Все коленья Иакова раз в год собираются и почитают бога Яхве, который помог иудейскому народу выйти из Египта и, пройдя тяготы пути, поселиться на Ханаане, великий царь, – ответила она, – поэтому неважно, кто кому поклоняется, все чтят бога, который помог народу в трудный час.