Ираклий Вахтангович открыл его, достал бутылку с мутноватой жидкостью и болтающимися в ней корешками.

– Вот, – обреченным голосом сказал он. – Немного настойки сделал. Для себя сделал, спину лечить, ноги растирать. Ревматизм у меня. Да, выросло на клумбе немножко царь-травы. Семечко-другое случайно примешалось. Не стал сразу выпалывать. Ревматизм. Корешки выкопал, настойку сделал. Арестовать меня за это надо, да? Уволить меня надо?

«Стукнуть тебя надо покрепче, старого дурака», – подумала Марта, разглядывая бутылку.

– Я у вас изымаю эту настойку. – Она достала из сумки пакет для вещдоков и бланк формы изъятия. – Сейчас все заполним, и распишетесь.

– Это корешки. – Карастоянов наклонился к бутылке. – А где вершки? Цветы, стебли?

– Сжег, все сжег, – старик махнул рукой. – Мне велели, я все сжег.

– Когда сожгли? В пятницу, когда отравилась Мадина?

– Да, в пятницу.

– Вы с кем-то встречались, говорили в тот день?

– С кем я мог говорить? Гости приехали, почти сто человек. Все бегают, на столы накрывают, а тут коза умирает, на весь двор кричит… Зачем мне с кем-то говорить? Подходили, спрашивали, что такое. Что я могу сказать? Коза «волчьего корня» наелась – вот что такое.

– То есть вы сначала прервали мучения бедного животного, – уточнил Карастоянов. – А потом занялись прополкой клумб.

– Конечно. Не могу же я оставить бедную тварь умирать.

Конец ознакомительного фрагмента.