– Алесандра, пройдёмте с нами, – распорядился руководитель учреждения. – Рен, освободи помещение от посторонних, – обратился он к одному из качков.

Что ж поделать? Я нынче послушная. Иду. Лучше б не ходила. Да кто ж знал-то, что нас ждёт? В общем, в кухне суетились шесть женщин и двое парней, но моей «клиентки» не было, о чём я тихо и поведала. Обошли остальные подсобные помещения – никого. Это показалось странным, если учесть, что чёрного хода в столовой нет. Как вариант женщина могла скрыться через окно, но и они все были плотно заперты на щеколды.

Мы раз за разом обходили всё вдоль и поперёк, персонал жался в угол, косясь на нашу угрюмо-молчаливую процессию. Ничего.

– Попытайся увидеть её в ментале. Узнаешь? – обратился ко мне магистр, и я, кивнув, попыталась сосредоточиться.

И… увидела. Вот только примерно так же, как я сегодня ночью видела Редерика – свечение ауры едва различимое, будто угасающее.

– Там, – показываю направление.

– Уверена? – уточняет ректор и, заметив мой кивок, взглядом приказывает одному из сопровождающих его «безопасников» проверить.

Какое-то время было тихо, потом раздался грохот падающей утвари. Из коридорчика прямо к нашим ногам выкатилось пустое ведро, а следом за ним, оставляя на полу кровавые следы, вышел бледный как полотно «разведчик».

– Там… это… вам бы не ходить, – произнёс он, но было поздно – ректор, крепко прихватив меня за локоть, потащил следом за собой.

– Что бы ни случилось, ты должна её опознать, – пояснил он свои действия.

Картина нам предстала отнюдь не живописная. И не мудрено, что при первом обходе мы её не заметили. Моя клиентка, вернее, то что некогда было ею, каким-то образом очутилась в одной из кладовок. Да, мы туда заглядывали, но на полки не смотрели, и довольствовались светом, попадающим в кладовую из коридора. Плюс смрад из смеси испражнений и крови отбил желание задерживаться в помещении. Как оказалось, искорёженное в предсмертных судорогах тело женщины лежало едва ли не на самой верхней полке.

Меня и так воротило от неведомо откуда взявшейся здесь вони, а когда включили свет… в общем, и булочка, и компот нашли выход наружу мгновенно. Это только в байках харакири звучит эстетично, а его результат, лежащий сейчас на одной из верхних полок и развесивший свои кишки…

Казалось меня сейчас вырвет собственными внутренностями.

– Она? – будто и не замечая ничего вокруг, интересуется ректор, я киваю, не поднимая головы. – Предмет ощущаешь?

– Нет… – с трудом сдерживая очередной рвотный позыв, отвечаю. – Его вообще больше нет, – сама не знаю, откуда такая уверенность, просто знаю.

– Можешь идти. У тебя дел хватает. На выходные остаёшься здесь, – припечатал он напоследок.

Из столовой вылетела пулей. Казалось, весь окружающий воздух пропитан всё тем же смрадом. Вдох. Выдох. Сглотнуть, чтобы подавить очередной спазм. Идущие мимо меня студенты косятся, кто-то посмеивается, но мне всё равно. И на фоне всего этого вспоминается возникшая аналогия, в тот миг, когда я обнаружила угасающую ауру женщины. Редерик… Он тоже будто растворяется!

Я мчалась к себе, нет-нет да натыкаясь на увлечённых болтовнёй студентов, стайками направляющихся к выходу из университета. До чердака долетела, словно в бреду. Заскочила в ванную, включила воду. Забралась под душ прямо в одежде. Немного постояла и, оставляя за собой лужи на полу, пошлёпала в комнату.

– Редерик! – кричу.

Что же делать? Да, призрак мне никто. И даже не друг, но ведь уже и не посторонний. И то, что он растворяется, ни о чём хорошем не говорит. Но вот поможет ли ему вода? Она вещественная, он – нет.