– Ну, ладно, – секунд с десять почмокав губами, согласился Павел Иванович, – но только как штык. И имей в виду – опоздание воспринимается как оставление позиций в условиях военного времени.
Щербень отключился, а Кирилл побрел в комнату, на ходу прикидывая, что бы это могло значить:
– Оставление позиций в условиях военного времени! – его вдруг разобрал смех. – Это что-то новенькое. И вроде бы, войны в ближайшее время не планируется, зачем использовать такие формулировки?
Кирилл остановился рядом с книжными полками – его вдруг разобрало дикое желание что-нибудь почитать. Полегче. Лучше всего, какой-нибудь детектив или вот: про Джеймса Бонда. «Из России с любовью».
– Сделаю себе одолжение! – Кирилл достал книгу и плюхнулся на кровать. – Двадцать минут читаю, а потом – за учебу.
– Собирайтесь быстрее, – сказал коренастый охранник, стоящий рядом.
– Вы не знаете, какое задание мне предстоит на этот раз? – Грант говорил по-русски отлично, хотя и с заметным акцентом, по которому его можно было принять за жителя Прибалтики. Голос его был высоким и невыразительным, как будто он не говорил, а читал по невидимой книге что-то скучное.
– Нет. Передали только одно – вам нужно срочно прибыть в Москву. Самолет уже вылетел. Через час он будет здесь. Полчаса на заправку – и затем еще три или четыре часа полета. К полуночи будете в Москве. Собирайтесь. Я вызову машину.
Грант встал.
– Да-да, вы правы. Но разве они не сказали, что предстоит операция? Я хотел бы знать об этом заранее. Это прямая линия, гарантированная от прослушивания. Обычно меня предупреждают…
– На этот раз не предупредили.
Грант повернулся и медленно вышел в сад. Если он и заметил девушку, сидящую на дальнем краю бассейна, то не подал вида. Он наклонился, поднял книгу, золотые трофеи своей профессии, вернулся в особняк и по узкой лестнице поднялся к себе в спальню.
Унылая комната была обставлена по-спартански: железная кровать, с которой свисали мятые простыни, плетеное кресло, некрашеный платяной шкаф, металлический умывальник. Американские и английские журналы были разбросаны по полу. На подоконнике лежали стопки дешевых детективных романов в ярких кричащих обложках.
Грант наклонился и вытащил из-под кровати потрепанный фибровый чемодан, сделанный в Италии. Раскрыл его, уложил стопку хорошо выстиранного дешевого белья, пару потрепанных, но все еще респектабельных костюмов, которые он достал из шкафа и уложил в чемодан вместе с вешалками, и защелкнул крышку. Затем он поспешно умылся холодной водой из-под крана и тщательно вытер тело одной из простыней, которую сдернул с кровати.
Снаружи донесся шум автомобиля. Грант натянул трусы и майку, надел такой же неприметный костюм, как и те, которые лежали в чемодане, застегнул ремешок часов, разложил по карманам остальные вещи, взял чемодан и спустился вниз.
Массивная дубовая дверь и калитка в стене были открыты. Охранники стояли у черного «ЗИСа» и разговаривали с шофером.
«Идиоты, – подумал Грант (он еще не отвык думать на английском языке). – Не иначе предупреждают шофера, чтобы не спускал с меня глаз, пока я не поднимусь по трапу самолета. Наверно, никак не могут поверить, что иностранец может и готов жить в их проклятой стране»…
Кирилл ехал на встречу к Щербеню и дремал на сиденье. В вагоне было тепло, уютно постукивали колеса, а Кирилл так устал за прошедшие дни, что глаза сами собой закрывались. И надо же – он еще умудрился увидеть сон! Краткий, но очень яркий и показательный.
Он шел по длинной пустой улице, и вокруг него высились многоэтажные дома, окна в которых горели тусклым, навевающим тоску светом. Смотреть на них не хотелось, ноги сами собой несли Кирилла вперед, а в конце улицы его поджидал невысокий сутулый человек с изборожденным морщинами лицом.