Митя надулся. Подслушивать нехорошо, а напоминать про отцовское природное плебейство — и вовсе неблагородно!

— Думаешь, мы не пытались скрыть происшедшее? Вот эти самые благородные люди и разнесли — и с той же самой целью: чтоб у «партии Мраморного дворца» не осталось и шанса удержаться при власти.

— Но… — Митя только сейчас сообразил. — Дядюшка! Ты же сам… из «партии Мраморного дворца»? Ты же с Константин Николаевичем… в лучших друзьях! Соратниках!

А он еще пенял на дядюшку, что не представил Константину Николаевичу! Выходит, и хорошо, раз тот у государя в опале?

— Что же теперь будет? — шепотом спросил он.

Дядя в ответ криво усмехнулся.

— Флот возглавит Алексей Александрович. «Семь Пудов Августейшего Мяса» интересуется лишь изысканными красавицами и еще более изысканным столом. Его понимание флотского дела закончилось на парусных судах, а значит, скоро флот наш, и без того не лучший, вовсе превратится неведомо во что. Воля ваша, господа, — вдруг задумчиво произнес он, явно говоря не с Митей, а с кем-то, присутствующим лишь в его мыслях. — Великий князь в воришках — лишь примета происходящего. Что-то неладно с Великой Семьей.

— Они же… Даждьбожичи! — Митя даже испуганно огляделся, словно боясь, не спрятался ли кто под столом. — От начальных времен державы Киевой, в них — кровь солнца! Как Солнце стоит над миром, так они — над державой, потому что делают они — державе во благо!

— Они делают, что державе во благо… — задумчиво повторил князь Белозерский. — Хорошо, если по-прежнему так, а не наоборот. А может, все потому, что Александр — случайный наследник. Если бы его старший брат не умер…

— Дядюшка! — вскричал окончательно скандализированный Митя. — Что вы такое говорите!

— Прости! Ты еще слишком мал, чтоб обсуждать подобные вещи.

— Я не маленький! — гневно вскинулся Митя.

Да что ж его всё в дети записать норовят?! На семейных приемах, куда он порой попадал с бабушкой («Младший внук? Сколько ему — скоро шестнадцать? Ах, княгиня, вы нас обманываете, вы слишком молоды, чтоб иметь такого взрослого внука»), он оставлял скучную детвору и неслышно, как тень, проскальзывал в курительные комнаты, («Не гоните мальчика, господа, пусть учится правильному пониманию жизни»). Блистательные молодые офицеры, потягивая херес, с апломбом объявляли: «Министр… князь… посол… сенатор… сказал мне в Яхт-клубе…». Дальше следовал ворох политических сплетен, не всегда понятных, но всегда восхитительных ощущением причастности к тайнам державы и света. Нынче он сам сидит в Яхт-клубе, а князь и сенатор, и даже бывший посол, приобщает его к тайнам настолько опасным, что как бы в крепость не загреметь — и перед кем этим похвастаться, если в свете он отныне изгой?

— Я всего лишь хотел узнать, что теперь будете делать вы? — отвел взгляд Митя.

— Наставником молодых великих князей я, скорее всего, быть перестану. Сенаторскую должность и Государственный Совет… возможно, тоже придется покинуть. Вернусь в действующую армию, — с некоторым даже удовольствием заключил князь. — Если в деревню не сошлют. Но уж винить в случившемся твоего отца точно не стану. Наоборот, именно в его деятельности вижу залог нашего возвращения.

— Его тоже сослали! — с возмущением воскликнул Митя. Да что ж такое? У него теперь и влиятельной родни в столице не останется?

— Ма-альчик! Сдается мне, ты слышишь только себя, да свое нежелание уезжать от пикников да детских балов, — укоризненно протянул дядя. — Если ты и впрямь мнишь себя взрослым, постарайся понять. — Он снова вздохнул. — Я бы все едино ушел. В армии запретили обучение низших чинов грамоте, а безграмотные — как они справятся с новейшим армейским снаряжением? Нынче у нас идеи генерала Драгомирова в почете, а его высокопревосходительство полагает, что нововведения наподобие полевых дзотов лишь заставляют солдата трусить. А немецкие боевые автоматоны мы, видать, шашками порубаем. Противостоять этому можно лишь прямо на месте, в армии, чем я и займусь. Роль же твоего отца еще значительней…