Я продолжала говорить Соне теплые слова, хотя, наверное, больше пыталась успокоить себя.

– А-а, тут она, похоже, жила, а в первой спальне клиентов принимала, – прозвучал голос Варвары Поликарповны. Но почему она говорит о Соне в прошедшем времени?!

Слышался звук открываемых шкафов, Варварины комментарии – в основном критические. Ее поражало количество шмоток, их непристойность, количество косметики на туалетном столике, потом она стала рассматривать драгоценности.

«А не сопрет?» – пронеслась у меня мысль, потом я решила, что скорее всего – нет, ведь я все-таки нахожусь рядом. И ведь для Варвары главное – информация, чтобы было о чем рассказывать всем соседям и знакомым. А тут она набрала сплетен на несколько недель вперед.

Я сама только обвела взглядом гостиную. Мое внимание привлекла и удивила огромная коллекция моделей гоночных машинок, выставленная в серванте. Вернее, сервантов было два: один – для посуды, другой – для машинок. «Странное хобби для стриптизерши», – подумала я.

Наконец в дверь позвонили. Варвара первой рванула к входу. Дверь ни она, ни я так и не заперли. Первыми приехали представители нашего районного отделения. Вслед за ними прибыла «Скорая», потом следователь из прокуратуры в сопровождении каких-то экспертов.

Врачи занялись Соней, Варвара носилась между ними, то и дело спрашивая «выживет или как?», и милиционерами, интересуясь у тех, найдут они убийцу или нет.

– Вы бы тут лучше ничего не трогали, – заметил следователь прокуратуры, усталый лысеющий мужчина лет сорока с мешками под глазами.

– Поздно, – пробурчал себе под нос представитель нашего районного отделения, как вскоре выяснилось – участковый. Я заметила, что он старался держаться подальше от Варвары Поликарповны, из которой энергия просто била фонтаном.

Следователь молча смотрел, как работает бригада «Скорой», эксперты фотографировали все вокруг, часть сотрудников стояла по углам и о чем-то шепталась. «Зачем их тут столько понаехало?» – удивилась я. Потом Соню положили на носилки и понесли из квартиры.

– В какую больницу вы ее везете? – спросила я.

– «Скорой помощи», – ответили мне.

После отбытия бригады врачей следователь дал какие-то указания экспертам и предложил мне и участковому спуститься в мою квартиру. Я кивнула и повела их к себе. Варвара тем временем объясняла сотрудникам органов, как нужно расследовать преступления, в частности, на примере Насти Каменской. У меня дома мужчины сняли обувь (что меня, признаться, удивило), проследовали в гостиную, оглядели потолок, люстру и засохшую лужицу на полу.

– Романовой повезло, что у нее в этой комнате паркет, – заметил следователь.

Я хлопнула глазами в непонимании. У меня везде был линолеум, а у Сони, как я вспомнила, в гостиной в самом деле был положен паркет, причем нелакированный, в остальных комнатах – линолеум.

– Иначе кровь бы не протекла, – пояснил следователь.

– Давайте в кухню пройдем, – предложил участковый, представившийся Петром Игнатьевичем. Следователь наконец предъявил мне удостоверение, в котором указывалось, что предъявителя именуют Человековым Ильичом Юрьевичем.

Я моргнула, снова прочитала, что написано, и посмотрела на мужчину.

– Мои родители были просто фанатичными коммунистами, – пояснил он. – Правда, когда я родился, других детей в нашей стране уже не называли Революциями, а имена Нинель и Владилена не связывали с товарищем Ульяновым-Лениным. Но мои все равно решили следовать традициям первых лет существования Советского государства.

– Но Ильич – это же отчество! – воскликнула я.