Теперь мы понимаем, что советская система иносказаний не выросла случайно, как сорняк на тщательном прополотом поле. Нет, это – закономерное явление, и дело не только и не столько в отчаянной борьбе с российской (а потом и советской) цензурой, как пытались доказать многие исследователи. Настоящая причина лежит гораздо глубже: эзопов язык – один из видов антиязыка – является еще и способом «вынуть себя» за рамки официальной культуры и через это солидаризироваться с теми, кто думает так же.

Само по себе словосочетание «эзопов язык» отсылает к легендарному древнегреческому сочинителю басен Эзопу, который использовал рассказы о животных как метафору человеческого мира. Согласно некоторым античным источникам, он был фригийским рабом и умел выпутываться из сложных ситуаций благодаря своему остроумию и хитрым иносказаниям.

Скорее всего, выражение «эзопов язык» в привычном нам значении – печальное российское изобретение. В других европейских языках29, несмотря на кажущуюся простоту, этого устойчивого выражения со значением «система иносказаний для обмана цензора», видимо, нет.

Появление понятия эзопова языка связано с литературно-цензурной «гонкой вооружений», активно развивающейся в Российской империи XIX века. Количество печатных текстов постепенно увеличивалось вместе с ростом грамотного населения в российских городах в 1860–1890‑е годы, и российские цензоры стремились поставить на «поток» контроль за литературой и периодической печатью30. Цензорам было предписано правилами искать не только явную, но и скрытую крамолу в каждом произведении до его отправки в печать. В ответ русские литераторы и издатели использовали искусство намеков и сложных ассоциаций, чтобы спасти свои тексты.

Автором выражения «эзоповский31 язык» часто называют сатирика, писателя и журналиста Михаила Салтыкова-Щедрина. И действительно, он часто употреблял это выражение, и, как правило, неодобрительно. Для него эзоповский язык – это язык раба, которого вынудили его использовать: «Я – русский литератор и потому имею две рабские привычки: во-первых, писать иносказательно и, во-вторых, трепетать. <…> Создалась особенная, рабская манера писать, которая может быть названа езоповскою, – манера, обнаруживавшая замечательную изворотливость в изобретении оговорок, недомолвок, иносказаний и прочих обманных средств» – писал он в 1875 году32.

В последней четверти XIX – начале XX века литераторы и политические деятели активно используют «язык раба» на практике, а само выражение продолжает распространяться, в основном ограничиваясь журналистскими фельетонами.

Расширение сферы использования «эзопова языка» наступает во время Первой мировой войны. В дневниках начинают упоминаться письма на фронт или с фронта, авторы которых обманули цензуру с помощью иносказаний