Мои школьники привыкли в походах слушать под гитару «песенку о весне» (как они ее называли), положенную на музыку бардом Сергеем Никитиным.

Трудно винить школьников, а также студентов, которые искренне считают, что это милое стихотворение про ожидание весны. Но текст песни – это стихотворение Ильи Эренбурга, написанное в 1957 году и опубликованное в «Литературной газете» 21 июля 1959 года под названием «Северная весна»49. Человек, выросший в советское время и получивший советское или постсоветское образование, чувствует, как говорят, «нутром», что текст этот вовсе не о природе. В своей книге Лев Лосев постоянно пытается разложить подобное «чувствование» на составляющие (правда, на других примерах). Каким образом мы понимаем, что в этом тексте есть скрытое послание?

Для Льва Лосева литературная эзопова коммуникация всегда осуществляется между тремя акторами. Первый актор – это автор, которому надо передать послание и не быть за это наказанным. Второй актор – это желанный читатель, который всегда ждет послания и готов его искать между строк. И наконец, третий актор – это нежеланный читатель, могущественный цензор. Автор всегда мечется между желанным читателем и страшным цензором, поэтому он вынужден применять одномоментно два приема.

Первое – он создает «экран». «Экран» в данном случае – это что-то загораживающее, отвлекающее наше внимание, создающее невинное на вид и фальшивое по сути послание. И если честно, то более удачным термином был бы не «экран», а «ширма» или даже «дымовая завеса». То, что современные читатели (как выяснилось после небольшого эксперимента в моем телеграм-канале в марте 2022-го, не только современные дети, но и вполне взрослые люди) воспринимают стихотворение Эренбурга как рассказ о природе, – это и есть удачно поставленный экран. Экран должен быть гладким и ни в коем случае не цеплять глаз бдительного цензора.

Но кроме цензора, у нас есть и читатель, ждущий знака, который подсказал бы ему, что текст, который он перед собой видит, это всего лишь экран, и его надо перевернуть или отодвинуть, проделать с ним какую-то работу. Такой знак Лев Лосев называет «маркер». Согласно определению Лосева, «маркер – это то, что позволяет переводить сказанное в эзопово наклонение» (с. 80).

Обычно маркер выражается в самых незначительных, на первый взгляд, деталях, которые привлекают наше внимание либо по совокупности странностей в одном тексте, либо, например, благодаря анахронизмам. И мы начинаем думать, что что-то тут не так. В идеальной ситуации цензор видит только экран, а читатель – и маркер, и экран. Более того: бдительный читатель будет наслаждаться тем, как умело он отыскал маркеры и обошел экран. Поэтому – несколько парадоксальным образом – гонка вооружений с цензорами воспитывает более изысканного читателя, усиливает его вовлечение в текст и поощряет думать над каждым написанным словом.