Будущий освободитель страны отблагодарил ее подходящим обстановке жестом…

1 января 1830 года Тьер вместе со своими приятелями Минье, Арманом и Карелли стал содиректором новой оппозиционной газеты «Насьональ», которую финансировал Талейран.

В этой ежедневной газете, выступавшей на стороне герцога Орлеанского, с первых же номеров стали публиковаться статьи, содержавшие яростные нападки на режим. «С первого же номера, – писал Сент-Бев, – газета начала революционную осаду».

Госпожа Досн, естественно, была в восторге:

– Эта газета прославит тебя на всю страну…

Продолжай в том же духе! Нападай на этого короля, который только сидит на троне, а государством не правит. И задай-ка взбучку Полиньяку, чье пребывание на посту министра является оскорблением всех и вся в нашей стране[7].

Неловкая политика Карла X неожиданно помогла Софи подтолкнуть своего любовника к власти.

26 июля 1830 года в газете «Монитер» были опубликованы известные королевские указы, временно отменяющие свободу прессы. Все оппозиционные газеты тут же дружно выступили против указов. Узнав об этом, Софи воскликнула:

– Адольф, пришло время действовать! Лети скорее к себе в редакцию и возглавь борьбу: говори, кричи, требуй, делай все, чтобы все видели и слышали только тебя одного… И тогда ты выиграешь.

Тьер помчался в «Насьональ», редакция которого находилась на улице Св. Марка, протиснулся сквозь толпу собратьев по перу, обсуждавших, что им следует предпринять, кого-то толкнул, кого-то лягнул, закричал громче других, влез на стол и произнес речь и в конце концов получил от собравшихся задание сочинить текст протеста.

Ему дали большой лист бумаги, и он дрожащей рукой написал на нем то, что много раз говорил своей любовнице во время бесконечных бесед на политические темы после изнурительных занятий любовью. И первым поставил свою подпись.

«В этот самый момент, – отметил Морис Реклю, – он входил в историю. А выйти из нее ему суждено было спустя сорок семь лет, причем через парадную дверь».

27 июля, продолжая находиться в состоянии возбуждения стараниями госпожи Досн, Тьер собрал в салоне газеты «Насьональ» многочисленную группу избирателей, а затем увлек их к Казимиру Перье, «чтобы попытаться призвать парламент к действию». После чего он снова вернулся в редакцию газеты, написал яростный призыв к населению взяться за оружие и отправился спать. А в это время в Пале-Рояле и на площади Победы раздались первые выстрелы.

Наутро 28 июля главные улицы столицы были перегорожены баррикадами, над которыми развевались трехцветные флаги. В это прекрасное летнее утро ожидалось прибытие в Париж королевской гвардии. Когда гвардейцы вступили в город, на их головы полетело все, что было у парижан под рукой: булыжники мостовой, кирпичи, предметы мебели, бутылки… Затем началась стрельба. Спустя полчаса разгорелись ожесточенные бои на улице Сен-Антуан, на площади Бастилии, в районе Мадлен, перед городской ратушей и у ворот Сен-Дени. «Ружейные выстрелы, стоны раненых, вопли женщин, барабанная дробь, призывные крики, – писал Мишле, – были апофеозом этого гимна, наспех сочиненного народом на слова, которые ему не надо было подсказывать: “Да здравствует Хартия! Долой ордонансы! Долой Бурбонов!”».

Послушав из-за закрытых ставней этот тревожный гул, Адольф удовлетворенно потер руки и закрылся в своем рабочем кабинете. Он просидел там весь день. А в это время парижане и военные убивали друг друга.

Вечером маленький Тьер вздрогнул от выстрела орудия. Глазки его беспокойно забегали за огромными стеклами очков, голова почти полностью вжалась в плечи, а лицо скрылось за огромным галстуком – он услышал отзвуки революции, разгореться которой он же и помог. И эти отзвуки нагоняли на него страх.