Тетя Фая подарила моим родителям эту люстру на свадьбу. Люстра, как и сама тетя Фая, к тому времени уже была далеко не первой молодости. На пирамиде был вылит знак: «FS-S». Тетя Фая заговорщицки подмигивала маме и шептала: «Нет, ты понимаешь, что ЭТО значит? Ты догадываешься, что ЭТО? Ты знаешь, где ОНА светила, эта аристократка?» Мама понимающе кивала, но в глазах всегда замирало недоумение, замешанное на мистическом ужасе и осознании своей обреченности так никогда и не додуматься до разгадки. А, по-моему, тетя Фая прибегла к одному из самых коварных своих приемов – выдать заведомую рухлядь за антикварный товар. Выгодно во всех отношениях – приходишь на свадьбу не с пустыми руками, в то же время не тратишь ни копейки на подарок. Все остальные подарки блекнут на фоне этого кошмара, а главное – молодожены до «золотой» свадьбы ощущают себя неблагодарными животными из-за того, что на жалкий алтарь их мещанского счастья тетей Фаей принесена почти ритуальная жертва, и теперь их примитивные пустые головы освещены ярким огнем, в историю рождения которого посвящены лишь немногие. И все – в вечном, неоплатном долгу! С этой минуты тете Фае достаточно, лишь войдя в квартиру и увидев, будто впервые, свисающего с низкого потолка бронзового пыльного монстра, восхищенно всплеснуть ладошками и умиленно, с признаками непреходящей печали, наклонить набок голову. А потом с отчаянием вздохнуть, говоря всем своим видом, что материальная ценность этого великолепия возрастает с каждым годом и, конечно же, искупает все затраты и заботы до скончания века.

Тетя Фая постоянно упрекала маму: «Я оторвала этот раритет от своего больного, измученного сердца, я вырвала его из сокровищниц нашей семьи, а ты даже не удосуживаешься смахнуть с плафонов пыль и заменить какие-то жалкие лампочки. Верни мне все это обратно!» Мама начинала суетливо вымаливать прощение и, кряхтя, залезая на стул, добрых полчаса возилась с плафонами, тряпкой и лампами. Она обсыпалась пылью и заливалась потом, краснела и сопела. По окончании экзекуции тетя Фая великодушно, воздев кверху рисованную черным карандашом бровь, прощала ее, а мама потом досадовала на себя, что не позволила тете Фае забрать ее ценный подарок назад.

Я же всегда подозревал, что люстру, до того, как ее подарить моим молодым и глупым родителям, тетя Фая с дядей Борей долго пытались приладить в угол одного из своих дачных чуланов и раздражались тем, что для нее как раз и требуется средних размеров, совершенно пустой чулан. Больше бы там ничего поместиться не смогло!

Придурковатый сын тети Фаи и дяди Бори Иван как-то проболтался, что это произведение искусства с буквами «FS-S» было оставлено в их доме дяди Бориным кузеном, который, в свою очередь, вывез люстру в качестве военного трофея из Вены в самом конце войны. Она когда-то отсвечивала в дешевом ресторанчике «Фридрих Сократу-с» на окраине австрийской столицы. Кузен уволок ее как символическую компенсацию за свой киевский дом, разоренный западными арийцами. Иван проговорился и густо покраснел. Он, видимо, сознался в этом тете Фае, и в свой следующий визит на мамин день рождения она вынуждена была принести в подарок старую треснувшую тарелку с облупившейся картинкой: блеклой пастушкой неопределенного возраста, скрюченным подагриком-пастушком и облысевшим от времени ягненком. Еле просматривающийся вензель свидетельствовал о том, что кузен компенсировал свое разорение не одной только люстрой. Тетя Фая укоризненно посмотрела на глупого сына Ивана и, поджав ярко напомаженные губы, громко произнесла: «Это – произведение европейского искусства середины прошлого века. Береги его так же, как его сберегло время!»