Никакого черта в природе не существует, но есть образованные в преисподней и выброшенные центробежной силой на поверхность планеты, легионы квантов сатанинско-бесовских духов. Вместе с попаданием таких квантов в тело или нижние отделы разума человека, греховность человека повышается, потому что они укрепляют воздействие порочных комплексов Фрейда. Мысли человека непроизвольно сбиваются от нормальных размышлений на те или иные порки человеческие. Молитва помогает изгнать эти кванты сатанинско-бесовских духов, а испарения ладана утилизируют их, не дав им возможности «загрязнить» иконы храма до такой степени, что начинается непроизвольное мироточение. Не черт боится ладана, а боятся сатанинско-бесовские духи, которые с помощью ладана утилизируются и теряют заложенную в них информацию соблазна и искушения. Однако когда готовятся трагические события для народа, то плотность и концентрация сатанинско-бесовских духов многократно возрастает. В этом случае никакой ладан не помогает, и как бы случайно, в том или ином храме начинается мироточение иконы. Сам по себе факт мироточения свидетельствует о духовно-материальном неблагополучии народа, а также о текущих или грядущих трагических событиях. Более подробно, ничего сказать невозможно. О тайне пламени свечи я умолчу. Пусть она останется тайной, так как никакого отношения не имеет ни к мироточению, ни к ладану, ни к восстановлению природных энергоресурсов. Правильнее надо говорить, не о восстановлении запасов энергоресурсов, а о природном кругообороте нефти и газа.

В сталинские голодные послевоенные времена 1945–1953 годов, я жил в тамбовской деревне, которая располагалась в 7 километрах от железнодорожной ветки, в 22 километрах от Тамбова и в 423 километрах от города Москвы. Это была центральная глушь России без электричества и других технических достижений современной цивилизации. Но главное, это был степной чернозем, где на расстоянии 20 километров не было никакого лесного массива и не росло ни одного деревца. За деревенскими огородами вокруг пересыхающего на летние месяцы ручья рос тальник, но ввиду его малого количества, использовали тальник не для топки деревенских изб, а для изготовления плетневых оград и «выгородок» для домашних птиц и животных. В самановых избах стояли огромные и прожорливые русские печи, с полатями для стариков и детворы. И в холодное время года топили эти печи соломой и кизяками из навоза и помета домашних животных. Ни в своей избе, ни в избах своих сверстников я никогда не видел, чтобы русские печи топили дровами или углем, а тем более какими-то другими видами топлива. В пристройке местного магазина иногда продавали керосин. В каждой избе имелась бутыль керосина, но этот керосин использовался только для освещения. В качестве туалета служила вырытая во дворах или придворьях выгребная яма или просто врытое в землю старое ведро. Любой западный человек или даже русский человек, который родился в городе и никогда не был в степных деревнях центральной России, попав к нам в деревню в крутую зиму, просто взвыл бы от ужаса от таких непереносимых для «цивилизованного» человека условий деревенского быта.

Да и сам бы я теперь, в пожилом возрасте, да еще и избалованный комфортом быта и благами цивилизации, не хотел бы попасть в такие суровые условия непрерывных забот о домашних животных и проблемах поддержания домашнего уюта и приготовления пищи. В то же время это был законсервированный, не изменяемый многими столетиями привычный быт, который обеспечивал не только высочайшую экологию, но и давал воспроизводство и рост численности здорового и трудоспособного крестьянского населения. Деревни, которые располагались в лесных местностях, отличались только тем, что имели деревянные дома, и даже бани. Естественно, что и топили печи не соломой и кизяками, а дровами, что обеспечивало абсолютную экологию деревенской крестьянской жизни. Таких деревень без электрического освещения, с замкнутым экологическим циклом воспроизводства продуктов питания и энергетики быта, по России было великое множество. И все они, без всякого исключения, давали значительный прирост здорового и трудолюбивого населения. Сошлюсь на самые неотбиваемые факты. Моя бабушка по матери, Решетова, в замужестве, Попова Ирина Петровна, родилась в 1876 году и умерла в 1972 году в возрасте 97 лет. Она родила 12 детей в условиях деревенской избы без помощи медицины, из них 7 детей умерли при родах, но 4 сына и моя мать, выжили, выросли и стали помощниками по ведению деревенского хозяйства. Бабушка своими глазами видела, как восставшие крестьяне под руководством Антонова, живыми закапывали плененных коммунистов и их пособников, в могилы, а перед этой страшной процедурой, ножами вырезали у них на груди и спинах красные звезды и сдирали кожу. Когда красноармейцы под руководством командарма Блюхера взяли в плен группу антоновских повстанцев в нашей деревне, то поступили с ними точно так же, только вырезали на груди и спинах не звезды, а православные кресты.