Мы расселись за столом. Мама хлопотала, как всегда, желая убедиться, что накормит всех до отвала. Папа открыл вино, но я отказалась, разумно полагая, что алкоголь может сыграть со мной злую шутку, когда я в таком состоянии. Сорвусь и наговорю лишнего. Или вообще… мало ли что. Рому усадили напротив, и теперь он улыбался с видом счастливого идиота, не сводя при этом с меня взгляда, в котором весельем и не пахло. Я же смотрела куда угодно, только не на него.

– Доченька, а чего ты отказываешься от вина? Папа твое любимое купил, – удивилась мама.

– Э-э-э, ты знаешь, я просто воздержусь. По некоторым причинам, – пожала я неопределенно плечами.

На секунду воцарилась тишина, затем раздался радостный возглас мамы:

– Ну наконец-то, Лиза! А то сколько же можно с детьми тянуть!

Я в недоумении уставилась на нее, а потом до меня дошло. Вот ведь как загадочно у моей мамы мозг работает. Стоит отказаться от бокала вина за обедом, и сразу хоп! – ты уже беременна.

Я уже открыла рот, чтобы возразить, но вдруг заметила, как напрягся напротив Роман. Черты лица словно окаменели, и в глазах заполыхал гнев. Ага, кажется, волшебное слово «беременность» – кошмарный сон всех холостяков – и тут работает безотказно. Ну, тогда повременим с откровениями, может, и проблема в виде якобы влюбленного мачо рассосется сама собой под действием этого чудного слова-пугача.

– Ох, а мы-то уже как внуков заждались! – продолжала родительница развивать желанную тему. – Пять лет ведь почти уже живете как-никак! Эх, Мишенька, налей мне пополней, в честь такой радости! Ромочка, выпьете с нами за такую чудесную новость?

Ненавижу врать родителям! И ненавижу сейчас Рому за то, что сейчас вынуждена молчать и позволять им думать о том, чего и близко нет.

– Мама, ну еще ничего определенного, – промямлила я, пытаясь как-то смягчить будущие последствия.

– Простите, я не пью, – довольно резко ответил Рома, уже не глядя на меня. Его лицо стало каким-то отрешенным, будто мыслями он уже был в другом месте. Быстро все, однако!

– За рулем? – деловито осведомился отец.

– И это тоже, – сухо кивнул Рома. – Но в основном – не хочу искушать свою дурную наследственность. Уж вы-то знаете о том, что моя мать была запойной. Да и отец, когда выходил после отсидки, почти не просыхал.

Мне неожиданно стало больно от его жесткого тона, и я вспомнила его вечно пьяную мать и их с Колькой – всегда полуголодных и неухоженных. Я перевела глаза на Рому, желая показать, что мне безумно жаль его загробленного детства, но натолкнулась на суровый, агрессивный взгляд. Ему явно не нужна была моя жалость.

– Ну, тогда вдвойне приятно видеть, что ты, Ромочка, несмотря ни на что, вырос таким сильным и успешным человеком, а не пошел на поводу у обстоятельств, – тепло сказала моя мать, и ей он улыбнулся с искренней благодарностью. – Гордись собой, сынок!

Отец с мамой выпили за «приятное известие», и застольная беседа пошла своим чередом. Начали  вспоминать жизнь в старом дворе, а точнее, в основном все те проделки, которые мы устраивали раз за разом. Потом почему-то плавно перешли на пересказ конкретно моих многочисленных выходок. Я уткнулась в тарелку и молчала, зато Рома засыпал моих родителей многочисленными вопросами, хохотал, делая вид, что ему безумно интересно, что же из моих «подвигов» в детстве ускользнуло от его внимания.

– Я всегда знал, что ты любишь животных, Лиза, но чтобы настолько! – смеялся он после очередного компромата на меня, любезно предоставленного моей мамой. Интересно, Сноуден не ее ли тайный отпрыск, учитывая эту неестественную тягу к откровениям.